Сказка без конца
Вы думаете, мы не смотрели фильм про старика Хоттабыча или про лампу Алладина? Смотрели! Вы думаете, что мы поверили в существование джиннов? А вы поверили? Вы думаете, что, когда мы залезли на чердак бабы Дуси, мы знали, чем всё это кончится? Нет, не знали!..
То-то и оно! А сказки ведь на то и сказки, чтобы знать, что чудеса бывают…
Короче, я, ученик седьмого класса Коля Оладышкин (среди друзей просто Блин), и мой друг, тоже ученик седьмого класса, Алик Аладинов (среди друзей просто Ал), торжественно клянемся и обещаем говорить только правду! А правда для нас горькая. И нам сейчас, может быть, стыдно про неё говорить. Но мы все равно скажем, а то не поверите…
У нас в поселке открыли пункт по приёму цветных металлов. Одни пацаны туда провод алюминиевый и медный тащили. Другие откуда-то сумками алюминиевую посуду. Мы с Алом тоже захотели чего-нибудь сдать и вспомнили про бабыдусин самовар. Раньше летом он у нее всегда во дворе дымился. А как она к детям в город уехала - исчез. Ну, мы и подумали, может, он на чердаке в заколоченном доме остался? Вроде того, что, если самовар ей больше не нужен, то нам как раз пригодится. Это теперь мы знаем, что это кражей называется. Со взломом. А тогда не очень знали. Мы даже ничего и не ломали. Мы даже совсем и не прятались, а так просто зашли сзади дома, приставили лестницу, одну доску у дверцы отпилили и залезли на чердак. Залезли и включили фонарики.
Сколько же там всего было!.. Мы даже сначала и про самовар забыли.
Посередине чердака стоял огромный сундук. Мы еще подумали, как это баба Дуся такой сундук на чердак затащила? Старинный, с выгнутой крышкой, весь окованный железными полосами крест-накрест, тяжеленный, наверное. Конечно, каждому будет интересно, что там внутри. Глядим, а рядом с сундуком ключ валяется. Мы с Алом таких никогда не видели. Современные ключи они все маленькие, чтобы в кармане удобно было носить. А этот сразу видно, давно сделан, огромный такой! В карман не засунешь.
Хотя с замком нам повозиться и пришлось – заржавел, наверное, но сундук мы открыли.
- Фью! – Присвистнул Ал.- Стоило копаться.
И мне тоже сразу стало скучно. Так часто в жизни бывает: снаружи – здорово, а внутри – так себе. Вот и мы сначала посмотрели на сундук и подумали, что внутри сокровища. А на самом деле внутри просто книги лежали. Вот и всё.
- Ну, баба Дуся дает, - сказал тогда я, взял лежавшую сверху книгу и дунул на нее. Пыль разлетелась в разные стороны, и мы с Алом начали чихать.
- Давай закроем,- предложил Ал, и мы снова захлопнули сундук крышкой.
Потом мы долго лазили по чердаку. Смотрели разные утюги, лампы, керосинки, примусы, ухваты, другие железяки, название которых мы даже и не знали. Все это перекладывали с места на место. Копались в кучах пыльного хлама. Находили игрушки, посуду, старинные картузы, шапки, обувь. Нашли даже лапти. Мы с Алом и не думали, что на чердаке у бабы Дуси столько всего лежит.
- Смотри, чего нашел! – Позвал я Ала.
В большой куче вещей, сваленных в самом углу, лежал зонт. С такими наверное лет сто назад ходили. Комедия. С бантиками и оборками.
- Ну, ты, Блин, даешь! Во откопал! Классно!
И тут луч моего фонарика задел чей-то блестящий бок.
- Самовар! – закричал я.- Нашел!
- Ты чего орешь?! – зашипел Ал, и глаза у него стали круглыми и белыми.
- Самовар! Бабиндусин! – громко прошептал я и ухватил самовар за торчащую из хлама ручку. Я уже забыл про зонт и другие вещи. Из-под тряпья нехотя вылезал медный бок тульского самовара.
- Смотри, медали, - ахнул Ал через минуту, когда самовар уже стоял на полу. На груди самовара, повыше краника, и правда, было выбито много медалей.
- А денег за медали больше дадут? – спросил меня Ал.
- Дадут, - уверенно сказал я. - Если почистить. Вот смотри.
Я схватил валявшуюся рядом тряпку и стал тереть медали.
И тут самовар взорвался!
Это мы уж потом поняли, что он не взорвался.
А тогда поняли, что взорвался: в нем что-то бабахнуло, ухнуло, жахнуло и повалил дым. Мы от испуга с грохотом упали в кучу с кастрюлями и старыми ведрами. Но я быстро опомнился, вскочил на ноги - почему-то с двумя ведрами в руках - и громко заорал:
- Воду! Тушить!
И тут же почувствовал, что ведра стали тяжелыми. Я от неожиданности выронил ведра, и из них на пол пролилась холодная вода.
- Блин! Ты чё чёкнулся? Ты чё на меня водищу вылил?
Брошенные фонарики валялись в большой луже воды на полу, их свет, отражаясь от мокрого пола, тускло освещал пространство чердака.
- А! А! Апчхи! – громко чихнул Ал.
А потом вдруг сказал:
- Блин, ты чего всё чихаешь?
- Это ты чихаешь, – сказал я.
- Я не чихал, - сказал Ал.
- А! А! Апчхи! – снова раздался громкий чих, и вместе с чихом на чердаке стало светло как в солнечный день на улице. От страха и неожиданности мы с Алом замерли и онемели: загораживая нам выход с чердака, на табуретке сидел мужик. В старой телогрейке, в таких же ватных штанах, в кирзовых сапогах и шапке ушанке.
«Бомж, - подумал я.- Живет тут. Спал, наверное. А мы его грохотом разбудили».
- А-а-пчхи! – чихнул мужичок и смешно сморщил своё рыжее бородатое лицо. – Самовар терли? – вдруг громко спросил он.
- Не-не терли,- соврал я.
- Ни слышу! – прокричал он.- Хатя фси равно - терли! – уверенно проорал мужичок и тут же спросил:
- Чё уделать нада?
- Ничего не надо,- тихо, себе под нос ответил я.
- Громчи! – Заорал мужичок.- Гавари громчи. Слыхать вроди слышу, а то или не то – ни пайму. Ари громчи!
- Ничего не надо!- прокричал я.
- А чиво самавар тёрли?- удивился мужичок.
- Чтобы медали почистить! – заорал вдруг Ал. - Чтобы блетели!
- А-а,- протянул мужичок и улыбнулся. - Штап пачищи – эта харашо! Эта я люблю! Ладна, тагда гавари, чё уделать нада?
И тут нас с Алом осенило и мы наперебой заорали:
- Дяденька, мы у вас тут ничего не брали! Мы просто так сюда залезли! Мы тут ничего и не трогали, а если чего и трогали, так мы сейчас все уберем за собой! Мы сейчас тут у вас пол помоем! Окна помоем! Везде пыль вытрем! Мы, дяденька, не знали, что вы тут живете! Вы только нас отпустите! А мы никому даже ничего и не скажем, что это теперь ваш дом! Вы только, дяденька, не сердитесь! А мы вам тут, что хотите, сами уделаем! – Всю эту белиберду мы с Алом орали как можно громче, чтобы, во-первых, глухой мужик нас услышал и, во-вторых, чтобы услышали соседи и пришли на помощь.
Но соседи нас не услышали, а мужик так удивился, что вытаращил глаза и замолчал. Потом он тяжело вздохнул и грустно прошамкал:
- Вот я и говорю, слыхать вроди слышу, а то или не то – ни пайму.
Потом еще раз вздохнул и с тоской в голосе протянул: «Табачишки бы…»
«Курево надо!» - подумали мы и поняли, что мужик хочет, чтоб мы ему сигареты купили.
- Это мы мигом! – заорал я.
- До магазина и обратно! - заорал Ал.
Мы осторожно обошли мужика на табуретке с разных сторон и скатились по лестнице вниз на землю. А потом бросились бежать, не разбирая дороги, лишь бы подальше от бабыдусиного дома.
Остановились мы, когда бежать уже совсем не могли. Мы стояли посреди улицы, согнувшись пополам и уперев руки в колени. Сердце у меня бухало, в висках стучало, воздуха не хватало. Только через минуту я смог выговорить:
- Бомж…
- Точно…- сплюнул Ал.
Конечно, никакие сигареты мы с Алом и не думали покупать. Жалко было только фонариков. Ну и ладно. Зато ноги унесли.
Мы сели на траву возле длинного серого забора. Напротив, через дорогу, стояли двухэтажные дома нашего поселка. Построили их давно. Стены у них снаружи были выкрашены грязно-желтой краской. Двери в подъездах были коричневые, а стены синие или зеленые. На крышах торчало много разных антенн. Одни из них были старые, ржавые и никому ненужные, другие новые спутниковые. А во дворах стояли столики и скамейки.
Днем на улице людей было мало. Правда, у нас в поселке вообще народу мало живет.
- Блин, чего делать будем? - Спросил Ал, прикусив травинку.
- Купаться пойдем.
- Я серьёзно. Чего с мужиком делать будем?
- А чего с ним делать? Ты его видел? – Спросил я и сам же себе ответил.- Я лично никакого мужика не видел и ни на каком чердаке не был.
Это понравилось Аллу:
- Слушай, какой мужик? Слушай, какой чердак? – Закричал он, подражая продавцу с рынка.- Никакой чердак не был! Никакой мужик не видел! Никакой самовар не тёр!
Ал откинулся на спину в траву, орал, смеялся и дрыгал ногами.
Ал орал, а я молчал и в ужасе смотрел на столик и скамейку напротив. Только что неизвестно откуда на столике появился бабыдусин самовар, а на скамейке мужик с чердака.
Я, не сводя взгляда с мужика, стал рукой толкать Ала, чтобы он перестал смеяться и орать. Но Ал всё орал и орал. Тогда я треснул его кулаком по ребрам.
- Ты чего - чёкнулся? – Замолчал Ал и выпрямился. – Хочешь - тоже врежу?!
- Тихо.
- Чего тихо? Как дам по ребрам!
- Да, тихо! – зашипел я.- Смотри, на скамейке…
Ал посмотрел на скамейку, и рот у него открылся сам собой.
- Вот я и говорю, - прокричал нам мужик через улицу, - слыхать вроди слышу, а то или не то – ни пайму. Чё уделать нада?
- Что он всё одно и то же повторяет? – прошептал Ал.
- Уделать - это, типа, сделать. У меня так бабка говорила.
- А чего ему от нас-то надо?
- Сигареты, наверное. У тебя деньги есть? У меня только на пачку.
- И у меня. Ну что, пошли?
Мы встали и пошли к ближайшему табачному киоску.
Две пачки сигарет мужик повертел в руках, как будто не понимая, что это такое, и бросил на землю. Мы с Алом обиделись:
- У нас на «Мальборо» денег нет.
Мужик посмотрел на нас:
- Ни пайму…
- А чего понимать: сигареты, как сигареты, «Тройка» называются.
- Табак везде табак, - поддержал меня Ал.
- Табачишки бы…- отозвался мужик.
- Да вот они сигареты! – обозлился я, поднял с земли две пачки, разорвал одну и достал несколько сигарет. – Вот табачишко! Вот!
- Где?
Я сломал сигареты:
- Вот!
И тут мы с Алом поняли, с кем имеем дело: мужик забеспокоился, стал нюхать воздух, а потом взял у меня с ладони сломанные сигареты и стал засовывать их себе в нос! Представьте себя на нашем месте: перед вами сидит мужик в зимней шапке с ушами в разные стороны, у которого из носа торчат сигареты. Что бы вы подумали? То же самое подумали и мы.
А потом он стал чихать, и сигареты из носа одна за другой вылетели.
А мы всё стояли, и не могли уйти.
- Хорошо-о-о…- Вздохнул он и крикнул. - Чё уделать-то нада?!
- Бежим, - тихо толкнул меня Ал.
- Чиво?
И тут у меня сорвались нервы, и я крикнул прямо ему в лицо:
- Исчезни!
Он чихнул и исчез.
Мужик чихнул и исчез. Ну, то есть пропал. Совсем. Сидел на скамейке – раз! – и никого. Только скамейка пустая. Я даже потрогал её.
- Чёкнуться можно! – Ал закрыл глаза и снова открыл. - Куда он делся?
- В самовар залез, - пошутил я и постучал по самовару. Ал огляделся.
- Пошли отсюда, - поторопил он.
- А самовар? – спросил я. – Сдавать будем?
Ал остановился.
- Только быстро и сразу на пункт.
Мы взяли самовар - каждый за ручку - и побежали по улице прямо к пункту сдачи цветных металлов.
- Беги ровнее! А то по ногам бьет! – Задыхаясь, попросил я.
- Сам не подпрыгивай! – пропыхтел Ал.
- Всё… не могу… - Задохнулся я и отпустил ручку самовара.
Самовар ударил Ала по ногам, и он с разбегу полетел с ним в канаву. Если бы не дядя Коля я получил бы от Ала по полной программе. Дядя Коля вышел из магазина, увидел нас и решил поговорить. В поселке все взрослые называли его Колька-болтун. «Кольку встретил – день пропал», - говорили они.
- Оболтусы, - позвал нас дядя Коля, - Славку моего не видели?
Славка это его сын. Среди нас просто Длинный.
- Чего молчите? – Продолжал дядя Коля, не услышав ответа. – Авария с языком что ли?
- Это у Длинного авария, – огрызнулся Ал, вылезая из канавы. Он исподлобья посмотрел на меня и ухватился за ручку самовара. Я понял взгляд Ала, подбежал к нему и стал помогать.
- Ого! Оболтусы, - дядя Коля увидел самовар и зашагал к нам, - где раздобыли?
- Это мой, – громко соврал я.
- Значит, из дома украл, – обрадовался разговору дядя Коля: назревал детектив.
- Почему украл? – Обиделся я, но мне почему-то стало так стыдно, что я покраснел.
- Мы на родник, за водой идем, - ляпнул Ал.
- С самоваром на родник?! – детектив становился всё интересней.
- Удобно. Во-первых, две ручки. А во-вторых, воду не переливать.
- Смотри какой – с медалями! – присел дядя Коля на корточки перед самоваром. – Старинный. Я похожий у бабы Дуси видел.
Он дыхнул на медали и рукавом стал их тереть. Вдруг в самоваре что-то бабахнуло, и из трубы пошел дымок. Дядя Коля от неожиданности сел на землю.
- Террористы, вы чего придумали? – Он снял крышку и заглянул внутрь. Внутри было пусто.
- А-а-а-пчхи! – Раздалось над ухом, и знакомый голос заорал. – Гавари громчи! Чё уделать нада?
Мы оглянулись, и увидели нашего мужика.
Дядя Коля обрадовался еще одному собеседнику:
- Смотри, два террориста чего придумали: трёшь медали, а внутри бабахает!
И вдруг меня как ударило! В голове прогремело дядиколино: «Трешь медали, а внутри бабахает». Я понял, что мужик в шапке появляется не просто так. Я локтем толкнул Ала и по его вытаращенным глазам понял, что он тоже понял.
Но дядя Коля ничего не понял. Ему хотелось детектива.
- Старинный самовар. Таких в поселке мало. Может, и вообще нет. Кроме одного… Дабыдусиного! – Выстрелил он и посмотрел мне прямо в глаза.
Я не знал, куда спрятаться от его взгляда. И вдруг раздалось спасительное:
- Чё уделать нада?
- Дядя Коля! - Заорал я. - Идите, пожалуйста! Туда, куда шли!
Мужик чихнул, а дядя Коля встал, почесал за ухом, как будто что-то вспоминая, и быстро, не оглядываясь, пошел по улице.
Мы с Алом стояли посреди улицы, смотрели на мужика и не знали, что делать. А он тем временем сел на землю, стащил с ноги сапог и начал из него чего-то вытряхивать. Потом плюнул на палец и засунул руку по локоть в сапог. Было видно, что до нас ему нет никакого дела. Он крякнул и вздохнул, когда его палец нашел дырку и вылез наружу. Покачал головой. Еще раз вздохнул. Вынул руку из сапога и снова надел его на ногу.
Меня глючило. То, что я подумал, что этот мужик типа Хоттабыч, ну, то есть, типа всё такое... Не мазалось… Типа, не клеилось… Короче, какой Хоттабыч будет у себя в сапоге дырку искать? Понятно?
Я посмотрел на Ала. С ним было то же самое.
И тут я набрал побольше воздуху и…
На меня посмотрел мужик. Я замер с надутой грудью и щеками. Мужик зевнул и отвернулся.
- Исчезни-и! – хотел громко крикнуть я, но голос сорвался, и я противно взвизгнул: «И-исезьни!»
Мужик чихнул и исчез.
Мы сели на землю, потому что стоять не могли. Нас трясло, и зубы стучали. Перед нами был самовар с мужиком внутри.
- Может, у нас глюки? – сказал Ал.
- Глюки, - повторил я.
И тут меня как стукнуло! И я стал объяснять Аллу:
- Глюки у каждого свои. Да?
- Ну, - насупившись и ничего не понимая, согласился Ал.
- Если у каждого свои, то у всех разные. Понял?
- Ну, - надулся Ал, потому что ничего не понял.
- Короче, если нас глючит, то каждого по-своему. У тебя глюки свои, а у меня свои. Понял?
- А-а, - понял Ал. – Ну, и что?
- Если мы сейчас на бумаге запишем каждый свой глюк, а потом сравним, то…
- Чего – «то»?
- А то, что, если они разные, значит, нам все приглючилось! Понял?
- Понял, - наконец обрадовался Ал.
Я сбегал в магазин, из которого вышел дядя Коля (а может, и не вышел), попросил там листок бумаги и две ручки с возвратом. Как ни странно, мне всё дали. Я разорвал листок пополам и одну половинку протянул Аллу:
- На, пиши! Глючит, так глючит – всё нормально!
- А чего писать?
- Пиши, видел ты мужика или не видел, как он одет, подробно, как говорит, чего говорит. Короче, свои глюки.
И мы стали писать. Каждый про своё на своем колене.
А потом мы сравнили.
Глюки у нас были одинаковые, если не считать, что у Ала было больше орфографических ошибок.
- Ну, что теперь? – мрачно спросил Ал.
- Значит, не глюки, - сказал я.
Самовар стоял перед нами на земле, и исчезать не собирался.
- Давай глаза закроем, - предложил я неизвестно зачем, - а потом откроем.
Ал как-то странно посмотрел на меня, но глаза все-таки закрыл.
- Раз! Два! Три! – Скомандовал я. – Открываем!
Мы разом открыли глаза – самовар по-прежнему стоял перед нами.
- Фильм про Хоттабыча смотрел?
- Смотрел, - пожал плечами Ал.
- В нашем самоваре такой же Хоттабыч сидит.
- Ага, - сплюнул Ал, – Самоварный называется. Хоттабыч в бутылке сидел, а не в самоваре.
- А лампу Алладина помнишь? - Завелся я. - Там джинн в лампе сидел.
- В какой лампе – она же прозрачная?!
- Не в электрической, профессор, - съязвил я. - Тогда электричество еще не придумали, а в масляной.
- В масляной?
- Она, как медный кувшин, была. Внутрь масло заливали, туда фитиль опускали, а снаружи его поджигали, - объяснил я и почувствовал себя очень умным.
- Масло заливали? – Прищурился Ал.
- Заливали.
- Заливай больше! – Захохотал Ал. – Джинн бы в масле утонул.
- А в самоваре, - обиделся я, - мужик почему-то не утонул.
- Ну, - согласился Ал.
Мы с Алом помолчали. Потом нехотя, медленно встали с земли. Оглянулись вокруг. Посмотрели на самовар. Потом друг на друга.
И вдруг до нас дошло! Разом!
Этот самоварный мужик, когда орал: «Что уделать надо?» - он нас спрашивал: «Что хотите?»
Вроде: «Что хотите, пацаны? Я всё сделаю!»
Мы прямо подпрыгнули, потому что нам захотелось много чего и всё сразу.
Когда мы поняли, что теперь можем всё, мы растерялись: что – всё? И что – во-первых?
Орать на улице глухому Самоварному о своих желаниях - это всё равно что позвать всех: «Ребята, пользуйтесь, пожалуйста, нашим самоваром!» Народу набежит куча, и самовар сразу отнимут. А мы сами еще ничего не просили.
Короче, получалось, что нужно было придумать такое место для испытаний, где бы мы могли кричать сколько хочешь, и никто бы нас не услышал.
- Есть такое место, - прошептал мне на ухо Ал. – На речке, у заброшенной плотины.
Мы сняли рубашки и осторожно обернули ими самовар. Нам стало страшно, что вдруг кто-нибудь опять бабыдусин самовар узнает и отберет его у нас. Потом мы ухватились за ручки, подняли самовар и, постоянно оглядываясь по сторонам, пошли к заброшенной плотине.
Чтобы никого не встретить, мы шли задворками, лезли по кустам и продирались через бурьян. По дороге мы никого не встретили, но, когда дошли до плотины и оглянулись назад, увидели за собой широкую полосу примятой травы.
- Шоссе прямо, - расстроился я, - каждый дурак теперь нас спокойно найдет: пацаны, а чего вы тут делаете?
- Забей, - успокоил меня Ал, - у нас теперь есть Самоварный. Только захотим – и нет проблемы.
- Точно, - успокоился я и впервые почувствовал наше могущество. У нас появился защитник и исполнитель наших желаний.
- Слушай, - предложил я, - а может, скажем ему, чтобы он Сковороде в глаз дал?
- А еще Лопате и Молотку, - согласился Ал.
Витька Сковородин, Сенька Лопатин и Петька Молотков были, как говорили учителя, грозой нашей школы, а попросту били всех, кто под руку подвернется.
Мы помечтали немного.
Потом вздохнули и сняли с самовара рубашки.
- Ну, давай, - почему-то поёживаясь, сказал я Аллу, - раз, два - три.
- А чего – я? – Удивился Ал. – Сам три.
- А я – чего? – Почему-то пугаясь каждого шороха, шепотом спросил я.
- Я один не буду, - упёрся в меня карими глазами Ал.
- Ладно, давай вместе потрём.
Мы опустились перед самоваром на колени и осторожно потерли медали.
Но ничего не случилось, и никто не появился.
Этого мы не ожидали.
Мы потёрли ещё – и опять ничего.
- Ну, чего, - вдруг разозлился я, - нет никого? Губу раскатали, на колени встали, еще помолиться надо было: волшебничек, где ты там? Вылезай поскорей!
- Не ори, - завелся Ал.
- Чего – не ори? Хочу и ору, понял?
- Не понял, - на самом деле Алу тоже стало обидно, - может, надо посильней потереть.
- Как посильней? Может, так? – Я вскочил и пнул самовар ногой – он упал.
– А может, так? – Я сел на самовар и потёрся о него своими джинсами.
Тут из самовара бабахнуло, и через секунду на желтом песке у плотины появился Самоварный мужик.
Я испуганно замер: а вдруг я по нему в самоваре ногой попал?
Ал, который по-прежнему стоял на коленях, дернул меня за ногу и я соскользнул с самовара на песок.
- Давай, проси, - глядя на Самоварного, сквозь зубы процедил Ал.
Мужик тем временем крутил головой в разные стороны и ухмылялся. Может, место ему понравилось, а может, еще что-нибудь, но он выглядел добрей, чем раньше.
Я растерянно посмотрел на Ала: мы с ним забыли договориться, что у мужика попросить.
Тот посмотрел на нас, вздохнул, почесал голову под шапкой и спросил:
- Чё уделать-то нада?
Я опустил взгляд - на песке валялся сломанный пластмассовый катерок.
- Катер! – Выдохнул я и посмотрел на Самоварного.
- Чё?
- Ка-тер! - Громко сказал я, почему-то разделяя слова на слоги. - Мы хо-тим ка-тер.
Я поднял игрушечный катерок:
- Вот такой. Только большой.
Мужик чихнул и исчез. Нет, не в смысле совсем исчез, а просто мы его перестали видеть: между нами и Самоварным на песке появился огромный пластмассовый катер. Он был точно такой, какой я держал в руках, только очень большой.
- Похож, - выдавил из себя Ал.
Когда мы увидели огромный пластмассовый катер, мы поняли, что Самоварный, и правда, может всё. Мы обежали игрушечную громадину и оказались перед ним. В это время он с довольным видом сломал одну из купленных нами сигарет и засунул себе в нос.
- Пахож? – Спросил он, собираясь чихнуть.
- Похож! - Крикнул я. - Только мы хотели, чтобы катер еще и плавал!
- Рас чихнуть, - еле успел выговорить Самоварный и чихнул.
В тот же миг большой пластмассовый катер оказался посреди речки. Катер был, как большая игрушка, ярко-желтый, с красной полосой вдоль борта, синей пузатой рубкой на палубе и зеленой трубой над ней.
Мы переглянулись. Всё получалось не совсем так, как мы думали. К тому же конструкция игрушечного катера не была рассчитана на такие размеры, поэтому он накренился на один борт, зачерпнул воды и медленно поплыл вниз по течению.
- Ничего не понимает, - прошептал Ал.
- Давай еще попробуем, - сказал я. - Только теперь ты говори.
Самоварный вопросительно посмотрел на нас.
- Понимаешь, - обратился к нему Ал, глядя куда-то в сторону, - нам нужен другой катер.
- Гавари громчи! – Показал мужик на ухо.
- Другой катер! – Крикнул Ал.
Самоварный сделал удивленное лицо.
- Нам нужен настоящий катер, а не игрушечный! Понятно?
- Панятна, - кивнул головой Самоварный, чихнул, и тут же из-за кустов, росших по берегам речки, сначала показался черный дым, потом высокая черная труба, а потом и сам катер.
Наверное, такие катера плавали по нашей речке больше ста лет назад. У катера с двух сторон были большие гребные колёса, которые крутились и, шлёпая по воде, толкали катер вперед. Катер поравнялся с тем местом, где мы стояли, и издал протяжный громкий гудок, одновременно выпустив в небо струю белого пара.
Самоварный, довольный собой, сорвал с головы шапку и подбросил вверх.
Мы переглянулись. Слов не было.
Мысленно я видел маленький быстроходный катер, на котором мы с Алом могли бы туда сюда гонять по нашей речке на зависть всем ребятам. А вместо этого в песок уткнулся настоящий пароход для пенсионеров.
- Круто, - как будто отозвался на мои мысли Ал. – Ему чего – желание выполнил – и свободен. А нам чего – мучаться что ли? Представляешь, какие мы черные от дыма будем. Да нас любой вплавь обгонит!
Как объяснить Самоварному, что нам надо, мы не знали.
- Может, ему, чем подробней, тем лучше? – Подумал я вслух. – Говорим всё, что мы хотим. Если я замолчу, ты говоришь, если ты замолчишь, то я говорю.
- Идёт, - согласился Ал.
Мы встали перед глуховатым Самоварным и начали:
- Спасибо за пароход! Он нам понравился!
- Да! Круто!
- Но такой крутой нам не нужен!
- Нам надо поменьше!
- И чтобы белый!
- И чтобы он по воде не тащился, как кляча, а летал, как ласточка!
- И трубу эту с черным дымом уберите!
- Двигатель поставьте турбо, лошадей на сто!
- И руль, как на тачке!
- И зеркала заднего вида!
- А на носу тигр в прыжке!
- И чтобы сирена такая: «Пиу-пиу-пиу-пиу!»
- И сиденья широкие, удобные!
- И стекло лобовое, чтобы от ветра и от брызг!
- А еще, чтобы все знали, что это наш катер!
Мы замолчали.
Самоварный наклонился, поднял шапку, нахлобучил на голову, сел и задумался. Потом поднял сухую веточку и начал на песке что-то рисовать. Так продолжалось минуты три, после чего он крякнул и гордо ухмыльнулся:
- Рас чихнуть!
Сказал и чихнул.
То, что мы увидели средь белого дня, никому из нас не могло присниться самой темной ночью. Сначала появились лошади. Их было так много, и они подняли такую пыль, что казалось, на речку опустился туман.
- Ровно сто! – Откуда-то из пыльного облака раздался хриплый голос Самоварного.
Лошади тянули по воде всё тот же пароход, чуть поменьше и без трубы. На палубе парохода были закреплены большие зеркала, а на носу стояло чучело тигра. Оглушительно завыв «пиу-пиу-пиу», пароход выбросил крылья, похожие на крылья первых аэропланов, после чего шумно замахал ими и медленно поднялся над водой. Вот тогда мы и увидели гордую надпись по правому борту: «Наш катиръ».
Самоварный был очень доволен собой. Он стоял руки в боки и гордо смотрел на катер в сто лошадей.
От увиденного голова у меня закружилась: не может быть, чтобы всё это случилось со мной; не может быть, чтобы какой-то мужик в шапке-ушанке сделал всё это.
- Он сколько лет в самоваре безвылазно просидел? – сам себя спросил Ал. - Тупой он какой-то, я ему про движок в сто лошадей, а он?
- Самоварный современной жизни не знает, - серьёзно сказал я.
- А нам чего делать?
- Учить его надо.
- Ну, ты даешь! – Хмыкнул Ал. – Я учитель.
- Помнишь, нам в школе говорили, что теперь у всех голова телеком забита?
- Не помню.
- Ну, и ладно, - продолжил я, – главное, ему в голову телек забить.
- Забить в голову? – Переспросил Ал, представив картинку.
- Да не реально забить, а образно. Надо его перед телеком на день посадить - он сам все увидит и поймет. Понял?
- Здорово, - обрадовался Ал. – Только у меня сажать нельзя, у меня бабка целыми днями его смотрит.
- Тогда у меня. У меня днём никого нет.
Я посмотрел на Самоварного. После всего, что случилось, я уже не мог просто крикнуть: «Исчезни». У меня язык не поворачивался. Поэтому я начал так:
- Мужчина, э-э, большое спасибо, э-э, нам очень понравилось, э-э…
Тут Самоварный перебил меня:
- Путсяк, - важно сказал он.
Это мы с Алом уже потом узнали, что Самоварный иногда буквы в словах местами путает, а тогда я, честно говоря, не понял, что «путсяк» - это просто «пустяк».
– Заслабел, запух, - продолжил он. - А то бывала, как – эх!
Тут Самоварный неожиданно пошел в присядку, смешно выбрасывая ноги и размахивая руками. Мы с Алом остолбенели. Самоварный плясал, пыхтя, прищелкивая и присвистывая, а мы с Алом стояли и молча на него смотрели. Я видел такие танцы только в кино про прошлый век. Не зная, что делать, я начал прихлопывать. Некоторые лошади громко заржали и стали скалить зубы.
Вдруг Самоварный поскользнулся и упал.
- Я помогу, - бросился я к нему.
- Ништо, - сказал он и улыбнулся. – Я вам ищё такова панаделаю! Эх!
Тут он достал из кармана сломанную сигарету и со словами: «Табачишка бы» - засунул её себе в нос. Прочихавшись, он посмотрел на нас влажными глазами и спросил:
- Чё уделать надо?
- Ничего! – Крикнул я как можно громче. – Уже достаточно!
Самоварный кивнул головой и согласился:
- Панятна.
- Вам бы отдохнуть! - Крикнул я.
- Да, - поддакнул Ал, - отдохнуть бы вам.
- Отдохнуть, как чихнуть, - кивнул Самоварный, чихнул и исчез.
- Уф-ф, - облегченно вздохнул я. – На сегодня всё.
- Блин, а с лошадями что будем делать? – Подскочил Ал.
- Отвязать надо.
Но сказать было намного проще, чем сделать: когда мы распрягли последнюю лошадь, уже начинало темнеть.
У меня дома был чулан, в котором хранились припасы и разные старые вещи: банки, ящики, ведра, кастрюли, – короче, всё, что родителям было жалко вынести на помойку сразу. Обычно дверь в чулан не открывалась неделями. Именно там я и спрятал самовар.
Было уже темно, когда у нас в доме неожиданно вырубили электричество.
- Как всегда, - спокойно сказала мама, – только я морозилку набила.
- Сейчас разберемся, - успокоил папа. - Где фонарик?
Папа никогда не знал, где и что у нас лежит. Зато это всегда знала мама:
- Последний раз я его с собой в чулан брала, - сказала она. – Сейчас принесу.
Вскоре раздался страшный грохот и почти одновременно мамин крик:
- Пожар!
Папа бросился к маме.
- Чё уделать-то нада? – Услышал я темноте знакомый голос Самоварного.
- Стоять! Лежать! Брать живым! - Выпалил папа подряд все команды, которые знал.
- Панятна! – Согласился Самоварный и, наверное, «взял папу и маму живыми», потому что кто-то с грохотом упал на пол и там затих.
Я вскочил в чулан, схватил самовар и в два прыжка вернулся в свою комнату.
- Исчезни! – Прошипел я в черную трубу самовара, и тут же включили свет.
Когда мама три раза по тридцать капель выпила валерьянку, когда она три раза позвонила в милицию, когда папа наклеил себе пластырь на разбитый нос и лоб, к нам зашел наш участковый Степан Степаныч и составил акт.
- Дело темное, - сказал он, уже уходя. - Надо эту темную личность на белый свет вытащить, то есть, профессионально говоря, как бы провести розыскные мероприятия местного масштаба.
Глубокой ночью под нашими окнами раздался топот. Папа, схватив заранее приготовленный гвоздодёр, вскочил с постели и бросился к окну.
В холодном свете луны по улицам поселка бешено неслись сто лошадиных сил «Нашего катира».
На следующее утро папа и мама инструктировали меня, как я должен сидеть дома и не должен никому открывать дверь.
Мне было жалко маму и папу и хотелось им всё рассказать, но я представил, как они обрадуются, когда Самоварный сделает папе крутую машину, а маме новый холодильник и плиту, и я промолчал.
Потом мама выпила тридцать капель валерьянки и вслед за папой шагнула за порог.
Скоро ко мне зашел Ал. Я потёр медали, самовар грохнул - и в комнате появился Самоварный.
- Чё уделать нада? – Хмуро спросил он, глядя куда-то в окно.
Было видно, что он обиделся за ночное и не хочет на нас смотреть.
- Дяденька, - начал я, как можно ласковее, – скажите, а как вас зовут?
Самоварный повернул голову в мою сторону и переспросил:
- Чё?
- Я говорю, может, познакомимся, - предложил я. – Я, например, Блин. Тьфу, то есть не Блин, а Коля. А это мой друг Ал. А вас как зовут?
- Как – как? - Удивился Самоварный. - Самовар потрут – так и зовут.
Не зная, что на это ответить, я нажал кнопку на пульте.
- Ну, что, парень, упираться будем или по-хорошему скажешь? – Заговорила в телевизоре голова следователя Барбосова.
- Из Самоваровых я, - вытаращил глаза Самоварный. – А ты сам из каких будешь?
- Всё равно расколешься, – прорычала голова Барбосова.
- Чё? – Не понял Самоварный.
- Есть. Готов, - кивнул я Аллу и потащил его из комнаты. – Он уже с телевизором разговаривает.
Мы сидели на кухне, пили чай с вареньем, конфетами и пастилой, когда входная дверь неожиданно открылась и на пороге появилась тётя Жанна.
Тётя Жанна – это моя родная тётка. Она худая, редко молчит и всё время о ком-нибудь заботится. Тётя любит бейсболки и клетчатые брюки, и вообще похожа на Карлсона – она всегда готова прилететь на помощь и всегда про всех всё знает, как будто, и правда, живет на крыше.
- Привет, зайцы! – Увидела нас тетя Жанна. – Струсили? Небось, подумали, что воры? А это не воры никакие! Это я, тетя Жанна! Спасать вас прилетела. Кстати, Алик, а как ты здесь оказался? Мама, сказала, что Коленька один дома, что с ним побыть надо, а то мало ли чего. А вы, оказывается, здесь вдвоем.
Я чуть чаем с пастилой не поперхнулся: тетя Жанна на пороге, Самоварный в моей комнате телик смотрит, а мы с Алом на кухне. Крикнуть «исчезни» я не могу, потому что тётя Жанна этот крик на свой счет примет, а что делать, не знаю. Сижу, вытаращив глаза, а изо рта пастила торчит.
Тётя Жанна посмотрела на нас внимательно, и поняла всё по-своему.
- До сих пор в куматозе, - поставила она диагноз.
Я проглотил пастилу.
И тут произошло то, что должно было произойти: Самоварный чихнул.
В первую секунду бедная тётя Жанна даже присела от испуга. Но потом она собралась с духом, впрыгнула на кухню, закрыла за собой дверь и прижала её своим телом.
- Стол! – Прошептала она страшным шепотом. – Стол сюда – дверь подпереть!
Всё, что случилось сразу потом, трудно пересказать. Сначала в дверь кто-то громко постучал. Тётя Жанна присела. А я заорал: «Исчезни!» Заорал потому, что думал, что это Самоварный стучит.
- Я тебе сейчас исчезну! – Ответили мне из-за двери. - А ну, открывай! Милиция!
С этими словами кто-то так сильно толкнул дверь, что тётя Жанна отлетела в сторону.
На пороге стоял следователь Барбосов из телевизора.
- Ну, что, парни, упираться будем или по-хорошему скажете? – задал он свой коронный вопрос.
Ответить ему мы не успели, потому что за его спиной появился киллер Немой из сериала «Немой» и треснул Барбосова по голове большим черным пистолетом. Потом он снял черные очки и удивленно оглядел нашу кухню. Как раз в этот момент его «вырубил» неизвестно откуда выпрыгнувший Агент нашей безопасности. Агент погладил кулак, подумал, открыл окно и вылез через окно на улицу. К этому времени следователь Барбосов очнулся, сел на полу, посмотрел сначала на тётю Жанну, а потом на лежавшего на полу Немого и спросил:
- Упираться будем или говорить?
- Это он вас стукнул, - с готовностью доложила тётя Жанна.
- Не по сценарию, - поморщился Барбосов. – А где камера?
- И не говорите, - прошептала тётя Жанна. – Его точно в камеру надо. В наручниках.
За стеной снова чихнул Самоварный.
- Опять чихает, - кивнула на стену тётя Жанна. – Первый раз чихнул, слава богу, вы появились. Второй раз чихнул – вот этот в очках, - тётя Жанна показала на Немого.
Тётя Жанна ёще рассказывала про чихающего «изверга», а я уже на пальцах пытался объяснить Алу, что происходит: что на самом деле Барбосов и другие вылезли из телика и что их каким-то образом оживил Самоварный.
Ал сразу меня понял.
Чтобы остановить Самоварного, надо было срочно уходить с кухни.
Но только мы двинулись к двери, как Барбосов поднял руку:
- Ни с места, ребята, - сказал он. – Дубль загробите.
- Какой дубль? – Спросила ничего не понимающая тётя Жанна.
- А я откуда знаю, какой, - ответил Барбосов.- Может, пятый, а может, и двадцатый. От таланта зависит.
- От таланта? – Удивилась тётя Жанна.
- Я что-то не пойму, - Барбосов внимательно посмотрел на тётю Жанну, - вы актриса или массовка?
- Я - Жанна Аркадьевна Каменская, - четко проговаривая каждое слово, представилась тётя Жанна.
- С Петровки? – Вытаращил глаза Барбосов.
- Почему с Петровки? Улица Вокзальная, дом 1, квартира 9, - назвала свой адрес тётя Жанна.
Барбосов хотел еще что-то сказать, но киллер Немой очнулся и снова ударил его по голове. После этого Немой стал внимательно осматривать кухню и зачем-то выглянул в окно. В этот момент Агент нашей безопасности второй раз «вырубил» его откуда-то снизу и влез через окно на кухню.
- Завязывать надо со съемками, совсем запутался, - сказал Агент, потирая кулак. - Это какой сериал? Вы кто?
- Я – Жанна Аркадьевна Каменская.
- Извините, я, кажется, опять павильон перепутал, - хотел уйти Агент и уже шагнул к двери, как вдруг дверь исчезла. С дверью исчезла и сама кухня. Вместе с кухней исчез дом. Пространство вдруг изменилось, и мы оказались на льду телешоу «Ледниковый период-7». Вокруг были трибуны со зрителями. Играла громкая музыка, и светили разноцветные прожекторы.
Агент нашей безопасности радостно крикнул:
- Вот теперь мне всё понятно, - он подхватил тётю Жанну и закружился с ней по льду.
Зрители зааплодировали.
Прожекторы последовали за новой парой, а я увидел в первом ряду улыбающегося Самоварного.
Следователь Барбосов, придя в себя, понял только одно: наконец-то его снимают. Пришёл его звездный час – сцена задержания опасного преступника на глазах у сотен зрителей. С криком: «Не таких обламывали!» - он бросился на Немого, но молодой киллер увернулся и в третий раз стукнул Барбосова.
Я толкнул Ала, который сидел на льду и крутил головой по сторонам, потому что его скрутила звездная болезнь, и он думал, что все смотрят только на него. Я махнул рукой и один пополз на четвереньках к Самоварному.
В это время зрители с восторгом наблюдали, как всеми любимый Агент нашей безопасности подбросил вверх тётю Жанну и не поймал: тётя Жанна упала на киллера Немого. Его большой пистолет отлетел прямо ко мне. Сильный луч прожектора нашел на льду пистолет и меня вместе с ним. Зрители завизжали от восторга - получалось совсем другое шоу: «Ледовое побоище» вместо «Ледникового периода-7».
Ал, скрученный звездной болезнью, вдруг вскочил, чтобы первым поднять пистолет. В это время пришел в себя обиженный Барбосов. Увидев черный пистолет в руке Ала, он с криком: «Талант не пробить!» - подпрыгнул и в полёте обезвредил Ала. Агент нашей безопасности поскользнулся и упал рядом с тётей Жанной.
Последнее, что я помню, это, как я встал и как лучи всех прожекторов легли у моих ног большим белым кругом. Две фигуристки, ведущие программу, быстро заскользили ко мне:
- Что бы вы хотели сказать сразу после выступления?
Я посмотрел на Самоварного и громко сказал прямо в микрофон:
- Исчезни!
На следующий день мы с Алом лежали на плотине и смотрели на воду. В прозрачной глубине изгибались длинные водоросли. Среди водорослей плавали мальки.
- На рыбалку ни разу не сходили, - сказал Ал и плюнул в воду.
Я промолчал. Настроение было так себе, и говорить совсем не хотелось. Я нехотя перевернулся на спину и закинул руки за голову. В глаза ударило яркое солнце, и они закрылись сами собой. Закрылись, и я опять увидел разноцветный лёд стадиона, а в темноте белые лица сотен зрителей, яркие вспышки фотокамер и лучи прожекторов. Когда я в микрофон сказал «Исчезни!» - исчез не только Самоварный, но и весь «Ледниковый период». Как будто и не было. Только мы втроём оказались перед нашим домом - я, Ал и тётя Жанна. Сами представьте: секунду назад мы были в одном месте, и вдруг – в совершенно другом! У кого угодно крыша поедет. Вот она и поехала. У тёти Жанны. Мы постояли, постояли, и тут у неё внутри что-то щелкнуло - и она тихо заплакала. Как мы с Алом её ни успокаивали, она всё плакала и плакала. А потом моя мама пришла с работы. Но и она тётю Жанну не успокоила. Пришлось маме скорую вызвать.
Так тётю Жанну вместе с нашим самоваром в больницу и увезли.
Почему с самоваром? Да потому, что она неизвестно почему в обнимку с самоваром перед нашим домом оказалась. Она его так крепко к себе прижимала, что врач сказал:
- Ладно, вместе с самоваром в больницу повезем. Пусть успокоится.
Уже садясь в машину, врач спросил:
- А самовар-то чей? Ваш или больной?
А мама ответила:
- Не наш точно.
- Старинный самовар, - улыбнулся врач, – я бы с удовольствием его купил.
Когда я вспомнил врача и его слова, у меня глаза открылись сами собой, я прямо подпрыгнул и сел.
- Всё! – Решительно сказал я. – Надо действовать.
- Что делать будем? – Оживился Ал.
Через минуту мы уже бежали по направлению к больнице. Нет, не бежали, а летели. Как истребители – на бреющем. Поэтому, когда мы долетели, мы смогли только приземлиться – упасть в траву и не шевелиться.
Больница у нас на поселке одна на всех, старая, двухэтажная. В ней у нас и взрослые, и дети лечатся. С одной стороны - детское отделение, а с другой - взрослое. Стены на первом этаже синей краской выкрашены, а на втором - зеленой. А на полу линолеум коричневый с дырками от ног. Тоска.
Я больницу не люблю. Там всегда лекарствами пахнет, и вообще больные несчастными выглядят: в халатах, в носках шерстяных и в тапочках домашних. Выйдут в коридор и стоят у окна. Ждут чего-то. Конечно, каждому на улицу захочется, когда там лето и солнце целый день в окно дубасит, а тебе только уколы делают и на улицу не пускают.
Тётю Жанну мы нашли в коридоре больницы на втором этаже. Она стояла и с грустью смотрела в окно.
- Самовар? – Переспросила она. - Я его отдала.
- Кому?! – Почти крикнул я.
- Врачу, - пожала плечами тётя Жанна. – Но если вы хотите, можно к нему зайти и посмотреть на самовар.
Вчерашний врач сидел в своём кабинете за столом и через лупу разглядывал медали на нашем самоваре.
- Я коллекционирую самовары, - радостно сказал он, когда мы втроем вошли в его кабинет, – и могу сказать точно: это раритет.
- Чего? – Спросил Ал.
- Старинный и ценный экземпляр - раритет. Поэтому не обижайтесь, ребята, но отдать его вам я не могу, - строго сказал врач. – Могу на машине отвезти и передать его, так сказать, из своих рук в руки законного владельца.
Мы поняли, что из наших рук самовар уплывал навсегда. Уплывал вместе с Самоварным и всеми нашими несбывшимися мечтами. Но в сложных ситуациях голова у меня работает очень быстро.
- А можно раритет посмотреть поближе? – Спросил я, быстро подошел к столу и чуть наклонился вперед, как будто для того, чтобы получше разглядеть, одновременно сильно потёр старинные медали - самовар бабахнул - и за спиной у врача появился Самоварный. Тётя Жанна ойкнула и упала в обморок.
- Осторожно! – Выскочил из-за стола врач. – С раритетом так нельзя!
- Чё уделать-то надо? – Спросил Самоварный.
- Хочу, чтобы этот мужчина в белом халате, - громко сказал я, - забыл и про нас и про самовар.
Самоварный чихнул.
- Почему посторонние в кабинете? – Сухо спросил врач, обращаясь к нам. - Что за посуда на столе? Уберите немедленно.
Мы с Алом радостно сняли самовар со стола.
Врач подошел к тёте Жанне и проверил её пульс.
- Помогите положить пациентку на кушетку.
Так как мы с Алом стояли, вцепившись в самовар, и отпускать его даже и не думали, я попросил Самоварного помочь врачу. Тот на этот раз даже и не чихал, а как-то хмыкнул – и тётя Жанна медленно поднялась над полом и, плавно пролетев через весь кабинет, опустилась на кушетку. Я не думал, что Самоварный будет так помогать. Лучше бы совсем не помогал. Потому что врач как будто памятником стал. Только глаза двигаются: то на тётю Жанну посмотрят, то на Самоварного.
- Ну и что теперь? - Спросил я Самоварного. – Теперь же лечить уже их двоих надо.
- Путсяк, - важно кивнул головой Самоварный, достал из кармана сломанную сигарету, засунул её себе в нос и чихнул. Чихнул - и тётя Жанна села на кушетке, а рядом с ней сел врач.
- Ох, – вздохнула тётя Жанна, - как долго я спала.
- Ох, – вздохнул врач и потёр глаза, - чего только не померещится.
Я сделал Самоварному знак, и мы втроем вышли из кабинета и тихо закрыли за собой дверь.
Мы сидели на нашем месте на плотине и решали, что нам делать дальше. Самоварный лежал на солнышке и, кажется, больше всего на свете радовался тому, что я не кричу «исчезни». В какой-то момент мне стало стыдно: и правда, почему я всё время ору это слово. Других что ли нет? Я уже хотел посоветоваться с Алом, как вдруг он сам спросил:
- Слушай, а кто Самоварный на самом деле? Экстрасенс или джинн-волшебник?
- Сам ты экстрасенс!
- А кто же тогда?
- Спроси у него самого.
Самоварный как будто ждал этого вопроса. Обрадовался, сначала сел, потом засунул в нос табак из сигареты, чихнул, помолчал и начал говорить:
- Бывало, сидело, кусало, бросало. Сидело, чихало, о прошлом вздыхало. Вздыхало, вздыхало и вслух вспоминало. Прежде-то я в дому жил. Хорошом, большом. Про домового какого слыхом слыхвали? Вот из тех самых домовых мы родом. Род чуден и славен, Самоваровым величался. Гремел среди других домовых родов. У домовых-то в дому эк сколько забот: и схорони, и хозяев обереги, и от пожару упаси, и чистоту призови, и хлебосолье примани, и починяя – чини, и пугая - пугани. А само главно – на глаза не попадись, прячься и хоронись. Чтоб и духу тваво в дому не чуялось. Во всех сих заслугах род Самоваровых приличен был. Да еще одну вытяжку перед другими имел: сами могли варево варить. Сами варили и шти, и кашу-мамашу, и репу-папашу. За то и прозвали нас для отличия Само-варовы. Но само больше, что умели, это исполнять желанные слова. Кто из хозяв пожелат, а домовой нашего роду подслушат, так сей миг всё сделат…
Из рассказа Самоварного мы поняли, что он, во-первых, домовой, а во-вторых, домовой гениальный. Даже среди других Самоваровых он был самым талантливым: он мог сделать и совершить практически всё. Он мог выполнить любое пожелание своих хозяев. Просто так, от хорошего отношения и от азарта. Но не повезло молодому Самоварному с хозяевами: попались жадные, завистливые и вредные. И желания у них такие же были: желтые, как золото, и черные, как их чувства и мысли. Не заметил, как, а начал Самоварный творить по их желанию зловредность и козни - золото и деньги потекли по желанию хозяев и по старанию Самоварного рекой. И чем богаче они становились, тем скудней были их желания и тем беднее были дома других домовых Самоваровых и их хозяев. Задумались другие домовые об этой беде. Решили сделать то, чего прежде не бывало: чтобы дома свои уберечь, решили Самоварного припрятать до времени. А куда припрятать? Думали, думали, ничего придумать не смогли. Тут старшего Самоварова и осенило: определили Самоварного на постоянное тесножительство в самовар. Да, пожалели его дар редкий: разрешили из самовара выходить и чудодействовать. Только придумали одну закавыку. Чтобы служил он не лентяям-белоручкам, а людям работящим, заботливым и чистоплотным, придумали: если кто самовар прилежно трёт и чистит, Самоваров должен показаться и исполнить его пожелание. Запретили только о деньгах радеть, да злобные помыслы исполнять. А когда закончится его самоварное заточение, о том не сказали.
Жадные и зловредные хозяева с той поры зачахли, обеднели и оскудели, да и знамо почему: они ж посуду не мыли, самовар не терли, не чистили – черным делом считали для себя. Да только вот почему-то самовар всегда сиял и блестел пуще прежнего. Да к тому же простая баба Матрёна, бывшая у них в услужении, вдруг добреть стала, счастьем обрастать и семьёй прирастать. И всё у неё в доме ладилось и достаток появился, и детки в обучение были отданы. Выросли детки Матрёны, стали образованными, в люди вышли, в дворянский титул за ум и честь пожалованы. А Матрёна самовар хозяйский выкупила и всю жизнь берегла: чай из него не пила, только пылинки сдувала и никому трогать не разрешала. А как помирать стала, передала его старшему сыну как главное наследство.
Так Самоварный в барский дом попал. Стал сыну Матрёниному служить, помогать и дела устаивать. Повезло ему и с Матрёной и с сыном её: добрые они были, людей любили, другим помогали и в беде, и в нужде. Легко жилось Самоварному с сыном Матрёны, пожелания его были простые и чистые, книгу, например, редкую по миру отыскать и в библиотеку домашнюю доставить, мост через реку помочь построить, чтобы люди не мучались, школу в деревне обустроить, труд крестьянский изобретеньями разными облегчить. Привык Самоварный дела добрые делать и науку книжную постигать. Так привык, что сам, без просьбы хозяйской, в библиотеку книги стал собирать. Да прежде, чем книгу на полку поставить, обязательно сам её прочитает.
В те поры многие дворяне нюхательный табак нюхали, и Самоварный к той же привычке пристрастился, да так крепко, что пожелания стал исполнять только после табачного чиха.
Так и жил Самоварный в роду Матрёнином, пока смута в царстве не случились и не попал самовар путями неведомыми в избу к мужику. Тот, как Самоварного первый раз увидел, чуть ума не лишился. Долго привыкнуть не мог, всё хотел понять, как он в самовар влезает и вылезает. Даже сам попытался внутрь залезть, но не получилось.
Каждый день Самоварный исполнял одни и те же пожелания мужика: сходи за водой, наколи дров, запряги лошадь, напили, поруби, покоси. А чтобы все соседи видели, что это он сам всё успевает и всё делает, он приказал Самоварному переодеться. Так у Самоварного появилась хозяйская шапка, дырявые сапоги и телогрейка. А нюхательный табак заменил табак-самосад.
Сам мужик, просыпаясь, каждое утро начинал присказкой:
- Кто пахал, а кто храпел, кто потел, а кто пил-ел.
Он целый день сидел в избе, ничего не делал, вконец обленился и опух от сладкого и собственной глупости. Так вот и получилось, что Самоваровы-старшие просчитались: труженик-мужик в лентяя превратился, а дворянин Матрёнин сын в труженика. А ведь одному и другому Самоварный одинаково верно служил.
Когда Самоварный в своем рассказе дошел до этого места, я вдруг понял, что во мне что-то изменилось. До этого было так: я реально умный, а он дурак из самовара, я знаю, что такое сотовый, а он его в глаза не видел, я командую, а он должен команды выполнять. Так во всех сказках, которые я смотрел, было: если ты джинн, то ты, конечно, прикольный, но все-таки дурак, потому что самый умный тот, у кого волшебная лампа.
Так было до того, как Самоварный начал рассказывать о себе, и стало совсем по-другому, когда он замолчал. В жизни получилось всё наоборот: мы с Алом, типа, дураки и малявки, а Самоварный Самоваров - старый и мудрый. Что с этим делать, я не знал. Крикнуть «Исчезни!» просто так я уже не мог, потому что Самоварный вдруг стал похож на дедушку. Вернее, на прапрадедушку.
Самоварный сидел и молчал. И мы с Алом тоже сидели и молчали. Просто не знали, о чём говорить.
- Супер! – Наконец сказал Ал. – Я бы тоже так хотел.
- В самоваре сидеть? – Переспросил я и покрутил пальцем у виска.
- Что я дурак что ли, в самоваре сидеть? – Ухмыльнулся Ал. – Хочу так же, как он: захотел что-нибудь – раз! – и готово.
Я вообще не краснею, а тут вдруг чувствую, что щеки горячими становятся. У Ала так получилось, что он Самоварного дураком назвал. Ал вообще парень нормальный, но иногда тупит по-черному. Я чувствую, что надо что-то сказать, чтобы Самоварный не обиделся, а что надо – не знаю. И вдруг как-то само собой спросилось:
- А вы можете снова просто Самоваровым стать?
Самоварный от моего вопроса как-то заволновался и переспросил даже:
- Вот я и говорю, слыхать вроди слышу, а то или не то – ни пайму. Может, чё уделать нада?
- Я спрашиваю, можно вам снова просто Самоваровым стать? Ну, таким, как раньше, без самовара то есть? Или – нельзя?
Самоварный как-то странно засуетился, стал себя ощупывать, сначала снял, потом снова надел шапку, почесал бороду, вспомнил про табак, понюхал, чихнул – и исчез.
Целых три дня Самоварного мы не видели. Зато через три дня самовар блестел, как новенький. Чтобы хоть как-то выманить Самоварного наружу, за три дня мы сто раз потёрли не только медали, но и каждую заклёпку, каждую ручку, ножки и даже черную трубу самовара. Мы заглядывали внутрь и разговаривали с Самоварным. Но результата не было никакого – самовар не бабахал, а Самоварный не появлялся. Мы уже стали сомневаться в том, что Самоварный вообще был, когда вдруг он снова возник перед нами.
А было это так.
Я сидел на диване у себя в комнате и искал в папиной сумке с инструментами какой-нибудь толстый шнурок. Ал сидел на полу перед самоваром и ножом счищал серу со спичек. Вчера вечером мы с Алом решили, что Самоварный совсем оглох и не слышит, как мы с ним разговариваем, стучим в самовар и трём тряпками. Поэтому мы придумали новый способ достучаться до Самоварного: во-первых, постучать погромче, во-вторых, приманить его запахом табака, а в-третьих, если не сработают два первых способа, выкурить его из самовара дымом.
Утром мы купили несколько петард, связали их вместе, добавили серы со спичек, привязали шнурок, который заранее пропитали маминой туалетной водой, положили петарды в самоварную трубу, обложили их сломанными сигаретами и ватой. Конец шнурка заранее вытащили из трубы наружу и подожгли. Шнурок загорелся чуть ли не весь сразу, и из трубы повалила копоть и дым. Мы спрятались за моим письменным столом и стали ждать.
Но ничего не произошло. «Наверное, шнурок потух», - решили мы, подождали еще немного и на четвереньках подползли к самовару. В комнате противно воняло горелой ватой и еще какой-то гадостью. Я двумя пальцами вытащил из трубы обгоревший шнурок и поднял его вверх.
- Надо его керосином пропитать, - предложил Ал, - тогда точно не потухнет.
- Надо, - согласился я и отпустил шнурок. Он упал на крышку и соскользнул на пол. В этот раз даже этого легкого касания оказалось достаточным, чтобы в самоваре грохнуло - и перед нами появился Самоварный.
- Доразумел! – Крикнул он нам.
От неожиданности нас как будто отбросило назад, и мы упали на пол. И вовремя. Потому что в ту же секунду бабахнули петарды. Мы не рассчитали мощности нашего заряда: снизу из-под самовара рванули языки белого пламени, а из самоварной трубы, как из пушки, в потолок ударила мощная струя искр, дыма, ваты и табака. Удар был такой силы, что на потолке образовалось большое черное пятно, а вся комната наполнилась сизым дымом, летающими клочками ваты и табачными крошками.
Нам еще повезло, что самовар не разорвало на части, и нас не задело. Только у меня в ушах звенело так сильно, что я ничего не слышал, кроме этого звона. Я видел, как в воздухе медленно кружатся клочки ваты, как качается люстра на потолке, как шевелятся губы на лице Самоварного, но я ничего не слышал. «Наверное, что-то говорит», - подумал я о Самоварном. Потом я посмотрел на Ала, а он на меня. У Ала были белые губы, а глаза большие и черные. Наверное, такие же были и у меня.
Самоварный всё говорил и говорил, потому что губы у него всё шевелились и шевелились. А мы в это время трясли головами, хлопали себя по ушам, зажимали то правое, то левое ухо и прыгали то на правой, то на левой ноге, но ничего не помогало, мы по-прежнему ничего не слышали. Через некоторое время Самоварный, наверное, понял, что с нами что-то не то. Губы у него перестали шевелиться – он замолчал. Он подошёл ко мне, взял меня за плечи и поставил прямо перед собой. Посмотрел в глаза и что-то сказал, в ответ я замотал головой и сказал, что я ничего не слышу. Тогда он приложил свои ладони к моим ушам – и сначала мне стало спокойно, а потом постепенно исчез звон.
- Большое спасибо, - поблагодарил я Самоварного, когда он убрал свои руки, и я понял, что опять могу слышать.
Тогда Самоварный приложил ладони к ушам Ала, и уже через минуту Ал улыбнулся и сказал:
- Классно! Супер!
- Путсяк, - махнул рукой Самованый, хотел что-то сказать, но почему-то задумался.
Потом постучал пальцами по столу.
Помолчав, он спросил как-то необычно тихо:
- Может, чё уделать нада?
- Надо, - сказал я и грустно посмотрел вокруг.
И тут Самоварного в присядку сорвало, как тогда на берегу. Он танцевал и прыгал так азартно, что весь табак и вся вата снова поднялись в воздух и вихрем закружили по комнате. Бедный Ал залез на стол, а я вообще струсил и выскочил из комнаты. Самоварный топал так сильно, что посуда во всем доме начала позвякивать, а люстры начали раскачиваться. Потом он залихватски засвистел и срывающимся голосом то ли запел, то ли закричал про какую-то «пташечку». Он бегал по кругу, пыхтел, подпрыгивал то на одной, то на другой ноге, то на двух сразу и хлопал себя ладонями по груди, по коленкам и по сапогам. Наконец табачная пыль, которая буквально висела в воздухе, сделала свое дело – Самоварный чихнул и остановился. Воспользовавшись этой секундой, Ал спрыгнул со стола и выскочил из комнаты.
- Блин, он чёкнулся! – Закричал он мне в ухо, как будто я по-прежнему ничего не слышал. - Точно чёкнулся!
Вдруг в моей комнате наступила мертвая тишина. Тихо-тихо стало. Так тихо, что дыхание слышно. И эта тишина как-то давить стала. Короче, на нервы действовать. Непонятно, почему так тихо. Почему только что грохот стоял, а вдруг – раз – и тихо. Может, он, правда, того. Ну, как бы… Ну, понятно - чего… Мы притаились за стенкой и старались не шевелиться. Потом я начал тихо поворачиваться, чтобы сделать шаг в сторону входной двери, но Ал вцепился в моё плечо и потянул меня назад.
- Я всё слышу, - вдруг раздался голос Самоварного.
И тут мне стало так страшно, как будто я оказался в фильме ужасов. Ноги приросли к полу и отказывались идти. Стало реально страшно. Было ощущение, что за стеной что-то происходит, а что - неизвестно. И тут возле самого уха я услышал какой-то странный звук, похожий на частый стук. Я заставил себя оглянуться и увидел белое лицо своего друга: у него дрожала челюсть и стучали зубы.
- Я всё слышу, - сказал Самоварный и вышел к нам. От неожиданности мы отшатнулись назад, Ал споткнулся, стал падать и потянул меня за собой.
- Пробило, - сказал Самоварный и наклонился над нами. – Глухоту пробило. Теперь всё-всё слышу. Как таракан шкварчит. Как ветер гудует. Как половица о гвоздь скрыпит. Всё-всё слышу. Вот стучит что-то.
У меня от пережитого страха сердце в груди стучало так сильно, что, наверное, это его стук и услышал Самоварный.
- Может, чё уделать нада? – Спросил Самоварный, ласково улыбаясь.
Я еле-еле отодрал сухой язык от сухого нёба и попытался сказать:
- Убра…
- Убрать? – Переспросил Самоварный, радуясь тому, что слышит и понимает каждый звук.
Я утвердительно кивнул.
Самоварный собрал с рукава щепотку табаку и засунул её себе в нос. Чихнул, и в ту же минуту в комнате поднялся тихий ветерок, который принялся наводить в моей комнате порядок. Пока ветерок убирался, мы с Алом начали понемногу приходить в себя. Теперь-то мы поняли, что взрыв, который мы устроили, чтобы выманить Самоварного из самовара, каким-то образом вылечил его от тугоухости. Мы на время оглохли, а он наоборот стал прекрасно слышать.
Когда в моей комнате было уже так чисто, как никогда не было, Самоварный рассказал, что он вспомнил про книгу. В роду домовых Самоваровых была особая книга записей благородных домовых дел и миллиона чрезвычайных ситуаций, которые должно знать каждому уважающему себя домовому. Называлась эта книга «Домуправ». Вот в этой-то книге Самоварный и надеялся найти ответы на вопросы о сроке своего жительства в самоваре и можно ли ему будет когда-нибудь свободу от самовара получить.
- А где нам эту книгу искать? – Сразу же спросил Ал. – Может, в нашей школьной библиотеке спросить? Библиотекарша точно все книжки знает. Она их все прочитала.
- А ты-то откуда знаешь, - съязвил я, - библиотеку со столовой перепутал что ли – зашёл разок?
- Я просто видел, как она всё время читает, - обиженно сказал Ал.
Мы с Алом, конечно, друзья, но всё равно мы разные. Ала бесит, когда я над ним издеваюсь, а меня трясет, когда он из себя умного корчит. Вот и теперь, тоже мне умник: может, в школьную библиотеку сходим за волшебной книгой? Ну, разве умный такое скажет?
- Ты еще автора у неё спроси?
- Какого автора?
- Автора книги - Самоваров Г. Д.
- А кто такой Самоваров Г. Д.? – Серьёзно спросил Ал.
- Самоваров – это Самоваров. А Г. Д. – это Главный Домовой.
Ал хотел уже мне в челюсть заехать, но тут его Самоварный остановил непонятными словами:
- «Домуправ», а наоборот - Варпумод.
- Что ещё за Варпурмод? – вытаращили мы с Алом глаза на Самоварного.
- «Вар» – Варварка, «п» – помнить, «ум» – это ум, а «од» - один. Понятна что: «Варварку помнит ум один».
- Какую еще Варварку? Кто помнит? – переспросил Ал.
- Варпурмод что ли? – решил уточнить я.
- Нет, - мотнул головой Самоварный. – Варварка - улица в Москве. А Варпумод – это про меня.
Сначала был взрыв, и мы оглохли, потом Самоварный плясал, потому что стал слышать, потом он как будто «чёкнулся», потому что обрадовался, потом он рассказал про домовую книгу, которая «Домуправ» и Варпумод одновременно, а потом какая-то Варвара появилась. Мы с Алом ничего не понимали, выходила настоящая белиберда.
Во время всей этой истории у меня иногда бывали такие минуты, когда я ничего не понимал и когда мне хотелось послать всё по самой дальней почте. Вот и тогда с этим Варпумодом у меня случилось именно такое. Я подумал, что Самоварный или решил над нами подшутить, или он думает, что мы такие же чёкнутые, как он сам, домовые, самоварные, а может, чайниковы или кастрюлькины.
- Улицу, значит, Варваркой зовут? - спросил я - и вдруг меня понесло:
– Здорово. А почему невежливо так – Варварка? Почему не Варвара Егоровна? Вы где живёте? На Варваре Егоровне, дом три. А вы где? А мы на Тамарке, дом пять! А как вас зовут? Очень просто – Варпуморд Графинович!
Тут Самоварный расхохотался. Ему показалось очень смешным то, что я говорил. Он смеялся таким искренним мелким смешком, а уши его шапки так весело дрожали, что я разозлился. Я крикнул Самоварному «исчезни», быстро вытолкал ничего не понимающего Ала из дома, закрыл за ним дверь, потом взял самовар, отнёс его в чулан и сел смотреть телек.
Я смотрел телек и думал. По-настоящему думал. Может быть, первый раз в жизни.
А знаете, как тяжело думать?
Это не как какое-нибудь домашнее задание. Там всё просто, если не решил - «два». И всё. Ну, не сделал. Ну, сделаю потом. А потом скачал из интернета – и все дела.
А тут собственные мозги вдруг пухнуть начинают.
А назад их никак не засунешь и никак не выключишь.
И потому кому-нибудь врезать хочется.
Ну, я и врезал кулаком по письменному столу.
А потом от боли запрыгал.
А потом дуть на руку стал.
А потом под холодную воду сунул.
Тут только и подумал, что перестал про Самоварного думать. А как подумал, что перестал про него думать, сразу подумал, что если я про него опять вспомнил, значит, я про него опять думаю. И опять голова начала пухнуть. Только теперь вместе с ушибленной рукой.
Так я до вечера думал.
Ал меня в это время звонками и эсэмесками забрасывал, а я на них не отвечал - неохота было. А вечером я захотел найти географический атлас, чтобы посмотреть, где Нью-Йорк находится. Конечно, я понимал, что никакой Нью-Йорк мне не нужен, а нужна карта Москвы. Но сознаться в этом просто так я не мог, поэтому мне нужен был дурацкий Нью-Йорк и географический атлас.
Всё, что касается школы, я в конце мая в нижний ящик письменного стола засунул, а ящик ногой задвинул и на ключ закрыл. Ключ куда-то забросил. Куда - я забыл уже через минуту. Теперь мне нужен был ключ, чтобы открыть ящик с учебниками. Я опять стал заводиться, потому что ничего не получалось. Не получалось думать, не получалось смотреть телек, не получалось говорить с Алом, не получалось открыть ящик с книгами. Ничего не получалось. Я отступил на шаг и так же, как бью по мячу - с правой, с полной силы - врезал по закрытому нижнему ящику. После этого я запрыгал на левой ноге, нежно обнимая ушибленную правую. Одинокое «уй-я!» застряло у меня в горле комком обиды и боли, а слезам не давали прохода мои железно стиснутые челюсти и скрипящие зубы.
- Сундук, а не стол, - просипел я, - настоящий сундук.
И тут до меня дошло!
Я схватил сотовый и позвонил Аллу. Я назначил ему встречу завтра утром на заброшенной пожарке.
Весь вечер мама лечила мою руку и мою ногу, прикладывая холодные примочки и периодически спрашивая меня:
- Нет, ты скажи, как это можно так упасть, чтобы ушибить только правую руку и правую ногу?
- Так получилось, - нехотя отвечал я.
- Вот я и хочу знать, как это получилось? – Настаивала мама.
- Я бежал, споткнулся о кирпич правой ногой, упал, и, падая, ушибся правой рукой о другой кирпич.
Мама слушала меня, думала о чем-то своем, а потом спрашивала:
- А зачем надо было бегать среди кирпичей?
Только папа весь вечер молчал и хитро как заговорщик поглядывал в мою сторону.
- Па, - наконец-то я решился его спросить, - мы с Алом поспорили, есть в Москве улица Варварка или нет.
- А что он говорит? – спросил папа.
- Ал говорит, что не бывает улиц, которые называются именами девчонок, а я говорю, что есть такая улица.
- Ты выиграл, - улыбнулся папа. – Эта Варварка, то ли улица, то ли девчонка, в самом центре Москвы прописана. А правую руку, если честно, ты не в споре ушиб?
- Как это в споре?
- Ну, может быть, очень сильно руками размахивал, доказывая свою правоту?
- Нет, пап, - покраснел я, - это скорее наоборот было.
- Ну, ладно, - спокойно сказал папа, - всякое в жизни бывает. Только смотри на будущее, не горячись понапрасну и побольше думай. Имей свою голову на плечах.
Эх, знали бы вы, родители, что мои ушибы как раз из думанья и образовались.
Назавтра, как только родители ушли на работу, я позвонил Аллу, потом достал из чулана самовар, завернул его в мешок, забросил мешок за спину и пошел к старой пожарной башне. Нога и рука у меня всё еще болели, но мама утром сказала, что, судя по всему, перелома нет и отек скоро спадет.
«Только, сынок, ты, пожалуйста, посиди дома, не утруждай ногу, пожалей себя», - попросила она, закрывая за собой дверь.
«Ладно, мам, я постараюсь», - подумал я, подходя к красной кирпичной башне, со всех сторон заросшей лопухами и полынью.
Недалеко от башни на земле сидел Ал и жевал травинку. Мне было стыдно перед ним за вчерашнее. Я понимал, что надо извиниться, но как это сделать, я не знал.
- Здорово, - сказал я, когда подошел к нему совсем близко.
- Ну, - сказал Ал.
- Варварка – это по-настоящему улица в Москве.
- Ну, - сказал Ал и выплюнул травинку.
- Я вчера себе сначала руку отбил, а потом ногу.
- Ну, - сказал Ал.
- Я дурак, - сказал я.
- Ну, - сказал Ал.
- Чего – ну? – Обиделся я на то, что Ал сидит такой важный и только нукает. – Я больше так делать не буду. Обещаю.
- Ладно, проехали, - сказал Ал, и мне стало легко-легко.
Я сразу сел на землю рядом с Алом и показал ему забинтованные мамой руку и ногу.
- Знаешь, как шарахнул, - искры из глаз посыпались.
- Пожара не было?
- Не было, только я одну вещь понял.
- Какую? – Заинтересовался Ал.
- Помнишь сундук на чердаке у бабы Дуси?
Конечно, Ал помнил сундук, но ему было интересно, что я дальше скажу.
- Помнишь, какой он? Огромный, тяжеленный, широченный и длиннющий.
- Ну.
- Чего – ну? Его же наверх по узеньким лесенкам пронести нельзя! Он просто ни в какие двери в бабыдусином доме не войдёт! Ни в какие окна не влезет! Понял?
- Понял, - согласился Ал. – Ну и что?
- Да то, что этот сундук на чердак никто не вносил, не затаскивал, не поднимал и не запихивал. Он там – сам появился! Как появляется всё то, чего пожелает Самоварный. Понял?
По глазам Ала я увидел, что он понял. Ал от возбуждения вскочил на четвереньки и быстро-быстро зашептал мне в ухо:
- Значит, баба Дуся тоже про Самоварного знала. Значит, она его, как и мы, вызывать умела. А почему она тогда богатой не стала? А почему она тогда уехала в город, а самовар на чердаке оставила? Может, она назад за самоваром вернуться хотела?
Горячее солнце уже начинало припекать. Воздух был насыщен запахом сухой пыли и горькой полыни. Самовар под серой мешковиной нагрелся и напоминал о себе жаром выпуклого бока, упершегося в спину. С этой минуты мы с Алом уже хорошо понимали, что в этой истории всё не так просто и легко, каким казалось вначале. Волшебство – это не только наше желание, но это желания других людей, неизвестные нам. Какой смысл в волшебстве, если мы стали обыкновенными жуликами? Какой смысл в волшебстве, если мы не можем получить или много денег, или суперсовременный катер, или дорогую гоночную тачку? Какой смысл в нем, если баба Дуся по-прежнему остаётся бабой Дусей и вместо её старого дома у неё не появляется дворец?
Мы с Алом вдруг поняли, что стали участниками волшебных событий, но не их хозяевами. Мы могли согласиться участвовать в них и дальше, а могли отказаться от участия в них и отнести самовар туда, откуда мы его взяли. Для нас это было трудное решение.
- Что делать будем? – Спросил я.
Ал помолчал.
- Блин, давай в Москву вместе с Самоварным мотнём, - предложил он. – Последний раз.
- На экскурсию?
- Ну, да. Варварку посмотрим.
Так мы решили, что наша история еще не должна закончиться.
Когда мы сказали об этом Самоварному, он внимательно посмотрел на нас, затем зачем-то измерил вершками наш рост, ширину наших плеч, пощупал наши головы, посмотрел на пальцы, попросил высунуть язык, выдернул из наших челок по волоску и засунул один в левый карман, а другой в правый. Потом на минуту задумался, как будто вспоминая, что еще забыл сделать. Радостно хлопнул себя по лбу и снисходительно бросил:
- Табачишка бы!
Ал посмотрел на мою забинтованную ногу и предложил сбегать за сигаретами. Скоро он принес три пачки сигарет и протянул их Самоварному.
- Тётя Катя еле согласилась продать, - сказал он, оправдываясь, - говорит, что вчера новый закон вышел. Пацанам сигареты продавать нельзя. Хорошо, сосед дядя Витя мимо проходил, я его и попросил купить. «Тебе, Вить, - сказала тётя Катя, - я отказать не имею права, ты уже давно не мальчик».
Самоварный тем временем внимательно разглядывал пачки сигарет. На пачках большими черными буквами было написано: «КУРЕНИЕ УБИВАЕТ», Самоварный явно не знал, что ему делать с новой информацией, и пока он находился в замешательстве, мы с Алом стали вспоминать расписание наших автобусов в сторону города. Там мы хотели купить билеты на поезд до Москвы. Получалось, что автобус отъезжал от автовокзала ровно через час. Времени хватало только-только. Нужно было торопиться. Неизвестно почему, но решение проблем, связанных с нашим отъездом в Москву и с разрешением на эту авантюру наших родителей, мы совершенно спокойно доверили Самоварному. В тот момент мы не сомневались, что всё будет прекрасно.
Когда Самоварный наконец переварил содержание прочитанного на пачках с сигаретами, он глубоко вздохнул и рассовал их по карманам. Потом он огляделся и зачем-то обошел кирпичную башню.
- Чего он тормозит? – тихо спросил Ал.
- Надо ему сказать, что мы на автобус опаздываем, - сказал я.
Самоварный остановился у старой рассохшейся наглухо заколоченной двери, которая вела внутрь башни, легко, без видимых усилий оторвал прибитые крест-накрест доски и открыл её. Потом он оглянулся на нас и вошел внутрь.
- Зачем он туда? – снова тихо спросил Ал.
- Может, спрятать чего-нибудь хочет перед отъездом, - вслух подумал я.
Мы постояли минут пять, ожидая, пока Самоварный выйдет, но он не выходил, только слышно было, как он внутри что-то делает. Оттуда доносился то какой-то стук, то скрежет металла, то звук передвигаемых тяжёлых предметов, то удары падающих досок.
- Чего он там, совсем что ли? – спросил Ал.
- Давай посмотрим, может, помочь надо.
Я взял привычным уже движением самовар, и мы вместе с Алом подошли к распахнутой настежь двери. Внутри было темно и пыльно. Клубы пыли серым плотным облаком выплывали наружу.
- Эй, - крикнул я внутрь, но Самоварный не ответил.
- Мы на автобус опаздываем, - поддержал меня Ал.
- Изначалу, - отозвался Самоварный из пыльного мрака, – помещение уделать надо.
Мы переглянулись. Ал посмотрел на сотовый – времени оставалось всё меньше.
- Ладно, - сказал я, - пошли - поможем. Быстрей будет.
Внутри башни было темно и очень пыльно. Мы сделали несколько шагов и остановились, потому что ничего не было видно. Самоварный был где-то рядом, близко, но его не было видно. Мы слышали только, как он что-то передвигает с места на место и при этом тяжело дышит. Тут неожиданно подул ветер, наверное, с реки, и старая дверь со скрипом захлопнулась. Стало совсем темно.
- Здрастье, приехали, - послышался голос Ала, - ну и что теперь? Ты что-нибудь видишь?
- Да ничего я не вижу, - сказал я и чихнул от пыли.
Следом за мной чихнул Самоварный, потом чихнул Ал. Потом снова я, потом… Потом я уже не понимал, кто чихает. Короче, начихались мы хором в этой пылище и грязище так, что когда я снова распахнул дверь и выскочил наружу, я сразу налетел на какую-то женщину.
- Мальчик, поосторожней со своим самоваром! – Зло сказала она мне.
- Ой, раздавлю, - пошутил высокий мужчина в белой футболке перед тем, как налететь на меня.
- Ребята, вы что рты поразевали?– Проворчал неизвестно откуда появившийся старик после того, как с ним столкнулся Ал.
- Вы бы в стороночку, в стороночку, - сказал, пыхтя и отдуваясь, толстяк в бейсболке.
Мы с Алом так обалдели от неожиданности, что, не раздумывая, бросились назад в широко распахнутую дверь пожарной башни. «Бу-бух» тяжело захлопнулась за нами дверь. Мы с Алом стояли, прижавшись к стене, локоть к локтю, и тяжело дышали. Никакой пыли в пожарке уже не было, высоко под белым потолком горела электрическая лампочка. По правой стене тянулись синие металлические почтовые ящики с номерами квартир. В этот момент в глубине башни раздался металлический скрежет, потом удар, и из-за поворота вылетела большая черная собака на длинном тонком поводке, а следом за ней показался крепкий мужчина в черных очках. Он сильной рукой натянул поводок и властно сказал:
- Фу, Гоша! Фу! Посмотри, как мальчиков напугал, в стенку вросли. Вы, ребята, не бойтесь, Гоша хороший, он детей любит. Никогда не тронет.
С этими словами мужчина в черных очках нажал красную кнопку справа от двери, раздался громкий писк «пи-пи-пи», дверь открылась, и дверной проём на минуту наполнился потоком солнечного света и шумом улицы. Мужчина и собака вышли на улицу. Дверь за ними сама собой медленно закрылась – «бу-бух».
- Мы-мы сэ-сэ то-то-бой ку-ку-да па-па-пали? – спросил, заикаясь, Ал.
- Ты-ты за-за-зачем за-за-заикаешься? – спросил я.
- Я-я не-не за-за-заикаюсь, я пэ-пэ-просто сэ-сэ-спрашиваю?
- От-ку-ку-куда я-я зэ-зэ-знаю, - ответил я.
Так мы простояли очень долго, пока снова не раздался громкий писк «пи-пи-пи», и дверь сама собой не открылась.
- Здравствуйте, молодые люди, - обратился к нам высокий старик в сером костюме, белой рубашке и галстуке.
Я очень хотел с ним поздороваться, но не мог.
Старик сверлил нас острыми холодными глазами и ждал ответа. Не дождавшись его, он спросил:
- Молодые люди, а вы к кому пришли в гости?
- Не-не-не кэ-кэ-кому, - честно ответил Ал, по-прежнему заикаясь.
- Тогда, - ледяным голосом сказал старик, - я попрошу вас, молодые люди, выйти на улицу. Попрошу!
Старик нажал на красную кнопку, приоткрыл дверь и жестом пригласил нас выйти.
Мы отклеились от стены и медленно вышли.
Такого количества машин, людей, домов и всего сразу я никогда не видел. Я просто оглох от шума улицы. Мимо шли и шли люди, они не повторялись, они всё время были разные. Они шли и шли по своим делам. А за ними ехали и ехали машины. Их было очень-очень много, не меньше, чем людей. Некоторые люди смотрели на меня и улыбались.
Я медленно повернул голову направо. Там, сколько хватало глаз, было всё то же самое: люди, дома, машины. Потом я посмотрел налево, и там тоже были люди, дома и машины. Люди и машины непрерывно шли и ехали, а дома стояли на месте. Дома стояли на месте. Но они тоже хотели двигаться, поэтому они в какое-то мгновение сдвинулись с места и поплыли. Поплыли над людьми и машинами. Над людьми и машинами.
- Тут мальчику плохо! – Вдруг ворвался в меня высокий визгливый голос.- У кого есть вода!
- Этим летом такая жара. Всем плохо.
- Да-да, жара и экология.
Я почувствовал, как мне на лицо и голову льётся холодная вода. Я открыл глаза и сразу сел. Я сидел на асфальте, а вокруг меня были люди: женщина с прозрачной пластиковой бутылкой, мужчина в майке и джинсах, девушка в белой шляпе, старик в круглых очках, они все очень внимательно на меня смотрели, а за ними, по-прежнему не останавливаясь, шли и шли люди.
- Ну вот, пришёл в себя, - сказала женщина с бутылкой. – Обыкновенный обморок.
- А второй? Второй такой же, только чуть-чуть получше. Дайте ему тоже воды.
Я посмотрел в ту сторону, куда махнул рукой мужчина. Ал стоял, прислоняясь к стене дома, и таращился на меня. «Да, - подумал я, - если у меня вид такой же, как у Ала, то». Что «то» я так и не додумал, потому что женщина с бутылкой воды подошла к Алу, достала откуда-то пластиковый стаканчик, налила в него воды и протянула ему. Ал жадно выпил.
- Полегчало? – Ласково спросил меня старик в очках.
- Да, - выдавил я из себя первое слово.
- Пожалуйста, помогите ему встать, - попросил старик мужчину и девушку.
Меня сразу же подхватили чьи-то сильные руки, и через секунду я уже стоял на ногах. Голова слегка кружилась, но в целом я чувствовал себя хорошо.
- Спасибо, - я постарался произнести это слово как можно громче. – А где мой самовар?
- Да вот он, твой самовар, чуть-чуть ушибся, - пошутил мужчина. – А так в целости и сохранности. Ладно, ребята, если вы уже более-менее в норме, могу вас подбросить.
- Зачем нас подбрасывать? Не надо нас подбрасывать, - жалобно попросил Ал и даже присел.
- Ну, как хотите, - улыбнулся мужчина, посмотрел на девушку и предложил ей:
- А вас подбросить?
- А меня можно и подбросить, - широко улыбнулась она в ответ.
- Всем спасибо! Всего доброго! – с этими словами мужчина и девушка сели в ярко-красный автомобиль и быстро уехали.
Старик в круглых очках, пожелав нам здоровья и еще раз здоровья, слился с непрекращающимся потоком прохожих и через минуту буквально растворился в нем.
Рядом с нами осталась только женщина с бутылкой. Это был единственный шанс спросить:
- А где мы сейчас?
- Как где? – Удивилась она. – На Ленинградском проспекте.
- А в каком городе?
Женщина от такого вопроса просто опешила.
- Ребята, скажите честно, вы никакую-то дрянь выпили или покурили?
Потом она внимательно посмотрела на нас, наверное, что-то себе про нас объяснила, глубоко вздохнула и сказала:
- Экология. Всё экология. А раньше у нас в Москве такой чистый воздух был!
- В Москве? – Переспросил я. – Вы сказали: в Москве?
- Ну, конечно, в Москве, столице нашей родины, - вздохнула она. – Спросите у своих дедушек и бабушек. Сколько зелени было. А сейчас одни машины.
Женщина отдала нам бутылку с водой, посоветовала чаще пить, держаться в тенёчке, пожелала нам всего хорошего и, как и все остальные, растворилась в толпе прохожих.
Так мы остались одни на незнакомой улице совсем не знакомого нам города.
Когда в кино разные перемещения в пространстве показывают, это, конечно, круто. Но когда тебя самого без предупреждения с места на место – вот так – раз - два – и готово, крыша не то, что набекрень или съезжает, она - улетает. Пускай ты уже много раз видел, как мужик из самовара появляется, но это он появляется, а не ты. Но когда ты сам заходишь в заброшенную пожарную башню, а выходишь из неё на московскую улицу, ты падаешь в обморок, потому что в твоей голове записано, что такого не бывает потому, что не может быть.
А тут оказывается, может и бывает.
Ал оторвался от стены и стал дергать за ручку дверь, из которой мы вышли. Он дергал её и дергал. Всё сильнее и сильнее. Он вспотел, но продолжал дергать. Под конец он упёрся обеими ногами в стену и изо всех сил стал тянуть за ручку. Прохожие шли мимо, кто-то улыбался, кто-то вообще не замечал, кто-то смотрел неодобрительно, но только один бросил на ходу: «Парень, не ломай дверь. Тут домофон. Набери нужный код и входи». После этих слов Ал грушей упал на землю.
Я подошел к нему.
- Хорошо ещё, что точно в Москву попали, - сказал я. – В десятку прямо. А то я фильм один смотрел, там мужики вообще на другую планету залетели, где все только «ку» говорить могут, и никто русского языка не знает.
- Это мы с тобой залетели, - сказал Ал, - по-черному.
- А Самоварный где? - спросил я.
- Где-где, в пожарке остался.
- Нет, - сказал я, подумав, - он самовар бросить не мог. А если не мог, то он с нами.
- Как так с нами?
Я показал глазами на самовар.
Так у нас появилась надежда на спасение. А надежда на спасение, когда ты без крыши над головой, очень многого стоит. Я теперь это точно знаю. Проверено на практике.
- Нам бы место найти, - сказал Ал, - где никто не помешает.
- Точно.
Мы стояли на шумной улице. Поток людей и автомобилей не уменьшался ни на одну минуту. Где искать это тихое место в таком большом городе, мы не знали.
- Куда пойдем? – спросил Ал.
- Давай сюда, - махнул я рукой. – Какая разница.
Мы в последний раз с тоской взглянули на плотно закрытую дверь и зашагали в неизвестном направлении.
Через час нашего движения по московским улицам, мы поняли, что найти в Москве безлюдное место очень трудно. Мы с Алом уже успокоились, вертели головами в разные стороны, разглядывали рекламу, картинки, витрины магазинов, прохожих, короче, привыкали ко всему новому.
- Может быть, куда-нибудь во дворы свернем? – наконец спросил Ал.
- Давай попробуем, - согласился я, - а то весь город пройдём, а пустыря так и не найдём.
Я тогда еще не знал, что по улицам Москвы можно хоть целый год пешком ходить, а весь город так и не обойти. Тогда мне еще казалось, что Москва – это наш посёлок, но только раз в десять больше. Мы свернули в сторону от широкой улицы и прошли, наверное, с полкилометра, потом повернули еще раз, потом еще раз, потом в другую сторону, потом прошли вперед и чуть-чуть левее, потом остановились перед каким-то домом, завернули за угол и прошли сквозь арку. Так мы попали в уютный зеленый двор. Конечно, и тут были люди: какой-то мужчина чинил машину, кто-то мыл окно, две женщины с сумками сидели на скамейке, кто-то гулял с детьми – но всё равно их было не так много, как на улице, с которой мы свернули.
- Смотри туда, - тихо сказал я и кивнул в сторону детской площадки.
На детской площадке не было ни детей, ни взрослых. К тому же там среди качелей и детских аттракционов возвышался деревянный замок.
- То, что нужно, - сказал Ал и осмотрелся вокруг, - вроде тихо.
Мы залезли через низенькую дверь внутрь замка, на всякий случай выглянули в маленькие окошки и наконец осторожно потерли медали на нашем самоваре. Самовар бубухнул – и рядом с нами на скамейке появился Самоварный. Он с удивлением огляделся вокруг и сразу спросил:
- А Варварка где?
- Я тут, - раздался откуда-то сверху веселый детский голос.
Мы подняли головы. С улицы в маленькое окошко второго этажа замка просунулась рыжая голова в панаме.
- Это я Варварка, - представилась она. – А вас как зовут?
- Самовар потрут – так и зовут, - услышали мы знакомую шутку Самоварного.
- Самоваротрут! - С восторгом повторила девочка. - Здоровское имя! А меня просто Варя. Будете с нами в космических пиратов играть?
- Руки вверх! – Вдруг заорал кто-то над моим ухом. – Космическая полиция пятой метагалактики типа центурия приказывает вам не двигаться!
Вместе с криком в замок запрыгнул худенький мальчик с большим пластмассовым бластером и игрушечными наручниками.
- Это Лёшка! - Восторженно крикнула Варя. – Правда, здорово? Мы вас, космических пиратов, давно заметили. Как только вы на своём звездолёте к нам во двор залетели. Сначала вас двое было. А потом вы потёрли свой звездолёт, и из него третий пират выпрыгнул. Вот этот - Самоваротрут.
- Мелкие, - вздохнув, серьёзно сказал Ал, - мы тут важными делами занимаемся. Поняли?
- Полиция пятой мегагалактики типа центурия приказывает вам хранить молчание! - Снова закричал мальчик и направил бластер на Ала.
- Лешка, спроси у них, как Самоваротрут в таком маленьком звездолёте помещается? - Крикнула Варя. – Я тоже в него залезть хочу.
- Уйдите по-хорошему, - снова начал Ал, - я же говорю, у нас тут дела.
- Лёшенька, Варенька, у вас всё в порядке? – Вдруг послышался женский голос.
- Да, бабуль! – Закричала Варя. – Мы тут в пиратов играем.
- Только осторожнее, - посоветовал голос, – не ссорьтесь и не деритесь.
- Может, что-нибудь придумаем? – Спросил я. По крепко сжатым кулакам Ала, я понял, что он был настроен на простое и эффективное решение проблемы, но оценив ситуацию, согласился со мной.
- Пусть Самоварный им какую-нибудь игрушку увеличит, как нам катер пластмассовый. Отвлечём их внимание, а пока они играть будут, тихо исчезнем.
- Супер!
В замке повсюду были разбросаны детские игрушки, мы подняли некоторые из них и показали Самоварному. Самоварный, который не понимал, что происходит, где он находится и что хотят девочка Варварка и мальчик Лёша, как будто почувствовал наше желание и спросил:
- Может, чё уделать нада?
- Сделай эти игрушки большими, такими большими, как катер на берегу. Или даже ещё больше. - Попросил я.
Самоварный внимательно посмотрел на игрушки, сказал своё обычное «раз чихнуть» и полез в карман за сигаретами.
- А бабушка говорит, что курят только самоубийцы, - громко сказала Варя, когда увидела в руках у Самоваротрута сигарету. Но она и Лешка вытаращили глаза, когда вместо того, чтобы закурить, Самоварный засунул сломанную сигарету в нос.
- Раз чихнуть, - сказал он и громко чихнул.
- Варя! Алёша! – Вдруг раздался громкий крик, а потом и женский визг.
- Сработало, – сказал довольный Ал и улыбнулся улыбкой знатока.
Мы выглянули из деревянного замка и увидели то, что хотели увидеть, - трёх огромных динозавров, неожиданно выросших посредине двора. Особенно хорошо получился тираннозавр, с десятками изогнутых, как сабли, зубов и окровавленной пастью. Рядом с ним расположились трицератопс и стегозавр. Динозавры были такими страшными и большими, что даже мы на мгновение испугались их вида, что уж говорить о тех, кто совсем не ожидал появления гигантских игрушек. Бабушки визжали и спасали своих детей, дети с открытыми ртами стояли и смотрели на чудищ. Тихий двор сразу ожил: открывались окна, из окон выглядывали люди, показывали пальцем, кто-то кого-то звал, кто-то кому-то звонил, а мы тем временем спокойненько шли к высокой арке – выходу со двора.
- Классно получилось, - оценил Ал работу Самоварного, когда мы оказались на улице.
- Да, круто, - согласился я. – А представляешь, если бы они еще и двигались. Тогда бы вообще – улёт.
Неожиданно рядом с нами остановилась патрульная машина, из нее вышел полицейский, отдал честь и попросил у Самоварного документы.
- Чё уделать нада? – Спросил Самоварный, обращаясь то ли к нам, то ли к полицейскому.
- Паспорт, гражданин, предъявите.
Конечно, ни у Самоварного, ни у нас никаких паспортов не было. Честно говоря, мы и не думали, что у нас кто-нибудь документы будет проверять. А нужно было бы подумать. В своём прикиде на улицах Москвы Самоварный мягко говоря выглядел прикольно.
- Ваш-благородие, - обратился Самоварный к полицейскому.
- Я не «благородие»! - повысил тот голос. - Документы!
И тут мне пришла в голову классная мысль.
- Это наш дедушка из деревни, - уверенно начал я врать, - он очень плохо слышит, ему прямо в ухо говорить надо. Сейчас я ему всё объясню.
Я уткнулся Самоварному в ухо и быстро-быстро зашептал:
- Сделай так, чтобы ты тоже стал полицейским. Переоденься в такую же форму, как у него, и пусть он забудет, каким он тебя встретил.
После моих слов Самоварный очень внимательно посмотрел на полицейского, достал сигарету, чихнул и… Вместо того, чтобы самому «переодеться» в форму полицейского, он полицейского «переодел» в точно такие же, какие были на нем, ватник, штаны, треух и сапоги.
Мы с Алом глаза вытаращили и, честно говоря, испугались – что будет. Получалось – оскорбление переодеванием при исполнении.
В это время второй патрульный тоже вылез из машины.
- Давай быстрей, – сказал он, вытирая пот. – Поехали.
Мы просто обалдели: он тоже был в таких же, как у Самоварного, ватнике, штанах, треухе и сапогах.
– Жарища такая, а в новой форме – как в бане. Тому, кто её придумал - голову оторвать! Согласен, братан? – Спросил он и сочувственно посмотрел на Самоварного, видимо, принимая его тоже за полицейского.
- Не пайму, - сказал Самоварный и осторожно покрутил головой из стороны в сторону, как будто проверяя, на месте она еще или уже нет.
- А чего понимать? - отрезал тот и поправил треух. – Оторвать и всё!
Тут на улицу выбежала женщина с испуганным лицом и спасла нас. Увидев полицейских, она закричала:
- Пока вы тут прохлаждаетесь, там динозавры людей едят!
- «Дневной патруль и динозавры», - хмыкнул довольный Ал, когда патрульная машина скрылась во дворе. - Кино.
- Точно, кино, - согласился я. - Только сматываться из этого кино надо побыстрее. А то вдруг по-настоящему захотят голову оторвать тому, кто их переодел.
Я посмотрел на Самоварного. Он стоял рядом и, засунув руки в карманы штанов, с любопытством разглядывал припаркованную у тротуара красную Хонду.
- Малышка, а сто пятьдесят лошадей под капотом, - сказал Ал со знанием дела, - крутая тачка.
Мы с Алом молча переглянулись: просить у Самоварного в подарок спортивную тачку – это значит получить реальную тачку, которую будут тянуть сто пятьдесят лошадей.
- Сто пятьдесят лошадей, - себе под нос повторил Самоварный, встал на колени, наклонился и чуть ли не лежа стал заглядывать под машину. Но не найдя под машиной даже подковы, он выпрямился, хитро подмигнул нам и весело засмеялся: типа, пацаны, подшутили надо мной, но меня так просто не проведёшь – нет там никаких лошадей, даже карликовых.
Мы с Алом грустно вздохнули: такие возможности пропадают зря.
- Вообще-то нам на Варварку надо, - громко напомнил я увлекшемуся разглядыванием машины Самоварному.
Не успел я это сказать, как рядом затормозило желтое такси.
- Не понял, куда надо? – весело спросил водитель в тельняшке десантника и черных солнечных очках.
- На Варварку, - пробормотал я.
Он посмотрел на нас и добавил:
- А купюры-то есть?
- В смысле - деньги? А сколько нужно?
- На Варварку, - медленно повторил водитель, как будто мысленно просматривая маршрут и прикидывая, сколько это будет стоить. - В самый центр, значит. Тогда три тысячи.
- Три тысячи? – ахнули мы с Алом, вытаращив глаза от удивления. Таких денег у нас не было.
- Ладно, - водитель всё понял и сразу поскучнел, - тогда я полетел.
- Нет, - поспешил я его остановить, - деньги у нас есть. То есть не у нас, а у дедушки.
У меня в кармане лежала сторублевая купюра. Я незаметно показал её Самоварному и попросил:
- Сделай так, чтобы таких денег было много.
Самоварный с явным удовольствием сломал сигарету и засунул табак сначала в одну ноздрю, а потом в другую, громко чихнул, но деньги почему-то нигде не появились.
- А где деньги? – спросил я у Самоварного как можно тише.
- Не велено мне о деньгах радеть, - спокойно ответил он, - поминал ведь я давеча.
- А что же нам без них делать? – опешил я.
- Правду сказать, деньги-то есть, - уточнил Самоварный, - только вынимать их нельзя - исчезнут.
- Откуда вынимать?
- Из самовара.
Я осторожно приоткрыл крышку самовара – и обалдел - он доверху был набит сторублевыми купюрами.
- Деньги есть, - уверенно и громко сказал я водителю.
- Покажи, - не поверил он.
Когда я гордо поднял крышку самовара, он даже присвистнул.
- Ничего себе кошелёчек! Носить-то нетяжело?
С этими словами водитель распахнул перед нами заднюю дверь и пригласил:
- Вали на борт, десантура!
Как только мы залезли на заднее сиденье, такси рвануло с места и стало уверенно набирать скорость. Мимо полетели дома и припаркованные вдоль улицы автомобили. Однако так мы ехали недолго. Скоро мы притормозили, потому что перед нами притормозил другой автомобиль, а перед ним еще один, а перед тем – еще. И справа, и слева нас тоже окружили машины. Я оглянулся назад: за нами уже выросла целая автомобильная очередь. Кругом, сколько хватало глаз, плотно прижимаясь друг к другу, стояли самые разные автомобили, и никто никуда уже не ехал.
- Ничего не поделаешь, - сказал таксист-десантник и глубоко вздохнул, - пробка.
- Какая пробка? – спросил Самоварный.
- Ты что, дедушка, с Луны десантировался? Автомобильная пробка, конечно.
- Не ведома мне такая, - задумчиво сказал Самоварный. – В былое время бутыли да пузыри пробками купорили.
- А теперь и дороги купорят, - засмеялся водитель, наверное, подумав, что мы в Москву попали из какой-то глухой деревни. – Я вот когда в пробке стою, всегда мечтаю - классно бы всем по мигалке.
- По мигалке? – снова услышал Самоварный незнакомое слово.
- Ну да, по мигалке. Вон смотри, черное корыто с мигалкой прёт
- Корыто, – обрадовался Самоварный знакомому слову и стал глазами искать на дороге корыто. Как раз в это время слева нас обгоняло большое черное авто с синим спецсигналом на крыше. Его-то и назвал корытом наш водитель.
Не увидев корыта, Самоварный немного расстроился и заскучал.
- Может, чё уделать нада? – спросил он, не понимая, почему мы стоим на одном месте и никуда не едем.
- Что тут сделаешь, - отозвался водитель. - Слышишь звук какой – сирена называется, он значит «уступи дорогу». А видишь синюю лампочку у него на крыше. Это и есть мигалка. Есть мигалка – ты едешь, нет мигалки – ты стоишь. Каждому бы такую сирену и мигалку – и всё путём.
Самоварный отвернулся от нас, как будто что-то разглядывая, и поэтому мы не видели, как он сломал сигарету и засунул её себе в нос. Мы только услышали, как он чихнул – и сразу оглохли от воя тысячи сирен тысячи автомобилей, стоящих вокруг нас. На их крышах красовались синие мигалки и весело перемигивались друг с другом.
Наш водитель открыл дверь и буквально выпрыгнул из машины посмотреть, есть ли и на его крыше такая же. Одновременно вместе с ним из машин вышли и другие водители: на их автомобилях крутились точно такие же синие спецсигналы, как и у всех остальных. Все оглядывались по сторонам, трогали свои мигалки, и никто ничего не понимал. Шум стоял страшный, прохожие закрывали уши руками, что-то кричали, но их голосов не было слышно из-за воя тысячи сирен.
- Что ты наделал? – закричал я Самоварному в самое ухо. – Верни всё назад, как было. Убери эти синие лампочки, и пусть сирены замолчат!
Самоварный всё понял, неслышно в общем шуме чихнул – и вдруг наступила абсолютная тишина – сирены стихли и в один миг с крыш автомобилей исчезли все мигалки. Только водители остались стоять у своих машин. Но если раньше они закрывали уши ладонями, то теперь они старательно терли глаза, не понимая, куда исчезли мигалки и были ли они на самом деле.
- Не понял, - возбужденно сказал наш водитель, снова возвращаясь на своё рабочее место, - вы видели? Вы слышали? Сколько езжу – такое первый раз. Чудеса. Это всё было или не было? Массовый гипноз что ли, как по телевизору я смотрел? Битва экстрасенсов? Скрытая камера?
Он, конечно, уже забыл, что сам рассказал Самоварному о мигалках. Да и какой нормальный человек с первого раза может разглядеть связь между своими словами, бородатым мужичком с сигаретой в носу и тем, что творится вокруг. Поэтому таксист-десантник то надевал свои черные очки, то вдруг неожиданно их снимал, выскакивал из машины и смотрел, не появился ли опять у него на машине синий спецсигнал.
Нас, честно говоря, это страшно веселило. Это было классно. Ал толкал меня в бок локтем каждый раз, когда снимались черные очки, и мы корчились на заднем сиденье от нового приступа беззвучного смеха.
- Целыми днями в машине, - рассуждал таксист, - у любого голова заглючит. А всё почему? Двигаемся мало, ходить нужно больше. Тогда ни живота не будет, ни глюков. Здорово было бы, если бы машины вообще исчезли. Только, чур, сразу у всех, чтобы поровну, чтобы все без машин, и все пешком ходят.
- То есть вы хотите, чтобы все машины разом исчезли? – с невинным видом спросил я.
- И даже ваше такси? – уточнил Ал.
- Хочу, - ничего не подозревая, сказал водитель, уверенный в том, что его слова – это всего лишь слова, и они никогда не станут правдой.
- И мы хотим, чтобы все машины на этой улице исчезли, - с невинным видом пожелали мы. Самоварный, услышав наше пожелание, сломал сигарету.
- Чёкнуться можно, - ахнул водитель, глядя, как Самоварный засовывает сломанную сигарету себе в нос. – Круто: вроде курит, а дыма в салоне нет.
В этот момент Самоварный громко чихнул – и наше сиденье пропало вместе с машиной, и мы больно шлепнулись попами прямо на горячий асфальт. Вместе с нами на асфальте очутились все, кто, как и мы, стояли в пробке, потому что их автомобили исчезли так же бесследно, как исчезло наше желтое такси. В первую минуту водителей отличить от пассажиров было очень просто: их руки были вытянуты вперед, как будто они еще лежали на руле. Но скоро руки их опустились – так они почувствовали, что потеряли что-то очень дорогое и близкое.
Представьте широкую улицу, на которой только что стояли сотни автомобилей, и вдруг – раз! – ни одного автомобиля нет: все исчезли. Дорога свободна. Иди, куда хочешь. Но почему-то никто никуда не пошел, а все дружно, стоя или сидя на одном месте, стали кричать и спрашивать друг у друга, куда пропали их машины. И чем громче кричали одни, тем громче отвечали им другие. Потом все достали свои сотовые и стали звонить страховым агентам и в полицию. Все пытались объяснить странную ситуацию как можно спокойнее: «Десятки! Нет, сотни! Нет, тысячи машин разом исчезли! Какие еще шуточки? Конечно, и моя – тоже! Что вы не понимаете? Это самая массовая кража автомобилей в мире! Куда обратиться? Какие инопланетяне? Я буду жаловаться! Это угон! Это просто теракт какой-то!» Конечно, после слова «теракт» все по телефону получили одинаковые инструкции: никуда не уходить с места происшествия и ждать прибытия сотрудников спецслужб.
То же самое, что и другие, делал и наш водитель: он звонил, вздыхал, ругался, прыгал на асфальте, проверяя его прочность (может, машина провалилась?), короче, был в шоке и совсем забыл про нас и про то, что недавно сам захотел вместе со всеми ходить пешком.
Мы с Алом, честно говоря, чувствовали себя немного виноватыми, но, к сожалению, помочь ни ему, ни остальным ничем не могли. Не могли, потому что Самоварный как назло снова спрятался в своем самоваре.
Короче, нам с Алом не оставалось ничего другого, как попытаться тихо уйти. Правда, тихо уйти не удалось. Когда мы сделали несколько шагов в сторону тротуара, на нас сзади десантировался наш таксист:
- А деньги кто будет платить? Дед-то уже слинял, как я вижу?
- Какие деньги? - возмутился Ал. – Мы и километра не проехали.
- Проехали – не проехали, - разозлился таксист, - все равно, платите. Я, можно сказать, только что свою кормилицу потерял. Ну-ка, давайте сюда ваш кошелёк.
С этими словами он снял с самовара крышку и жадно схватил двумя руками столько денег, сколько смог взять. Но как только он достал деньги из самовара, они исчезли. Просто растворились в воздухе, как будто их и не было. Таксист от неожиданности опешил, но потом снова запустил руки в самовар и снова жадно схватил столько денег, сколько смог. Но и на этот раз деньги исчезли.
- Фокусники! – закричал водитель. - Вы что - издеваетесь надо мной?
Он схватил самовар, перевернул его и начал вытряхивать деньги. Но как только сторублёвые купюры вылетали из самовара, они становились невидимыми. Водитель заглянул внутрь – самовар был совершенно пуст.
- А-а-а, - вдруг завыл наш водитель, выронил самовар из рук и зачем-то позвал караул.
В это время вместо караула на улице появилась знакомая нам патрульная машина. Она медленно ехала среди людей, как будто удивлялась тому, что она здесь единственная. Сзади за машиной на буксировочном тросе привязанный за ногу волочился по асфальту огромный тираннозавр. Все, у кого только что бесследно исчезли автомобили, молча расступались, давая дорогу. Когда патрульная машина остановилась и из неё вылез полицейский, люди расступились еще больше.
- Еще один! – сказал таксист-десантник, увидев, что полицейский одет точно так же, как был одет Самоварный.
- Ну, чего у вас тут…? – громко спросил знакомый нам полицейский.
Он хотел подобрать подходящее происшествию слово, но нужное слово в его голове, наверное, было не очень приличным, поэтому он просто покрутил рукой у виска.
- А динозавры тут не проходили? – пошутил второй полицейский, тоже вылезая из машины. – А то мы вот одного уже завалили.
- Третий! - в ужасе проговорил таксист, увидев третьего Самоварного, и белыми вытаращенными глазами посмотрел на нас. – Матрица, перезагрузка!
После этого полосатая майка десантника повернулась к нам спиной и стала быстро удаляться. А мы с Алом подняли самовар и, стараясь не привлекать к себе внимания, зашагали в противоположную сторону.
Вот так и получилось, что скоро мы оказались в таком же положении, с которого начинали: я, Ал и самовар на незнакомой московской улице.
- Вот по этой улице дойдёте прямо до светофора, на светофоре повернёте налево, там до следующего светофора, на следующем светофоре никуда не сворачивайте, перейдите через улицу и идите опять прямо, - подробно объясняла нам дорогу мама с малышом в прогулочной коляске, - там будет супермаркет и Аэропорт,
- Нам не в аэропорт нужно, - удивился Ал, – нам в центр города, на улицу Варварка.
- Аэропорт - это название станции метро, - улыбнулась женщина. – По прямой доедете до Театральной. А там спросите, где Варварка.
- Большое спасибо, - поблагодарили мы.
- Пожа-а-алуйста, - улыбнулась мама своему малышу. – Мы с Сенечкой тоже на самоварчики съездим посмотреть. Правда, Сенечка?
Мы с Алом посмотрели друг на друга.
- На какие еще самоварчики?
- На старинные, - улыбнулась женщина и показала рукой на наш самовар. – А вы разве не на самовар-шоу едите?
Шоу самоваров. И где? На Варварке. Это что - совпадение? Или это Самоварный организовал? Отгадывать, так это или нет, было глупо.
Так вышло, что ни я, ни Ал до этого дня ни разу в жизни на метро не ездили. Поэтому нам всё было интересно: как спускаться вниз, как покупать электронные билеты, как проходить с их помощью через турникет. Конечно, мы старались делать вид, что мы уже тысячу раз на метро катались, но про себя просто обалдели от размеров станции, вырытой под землёй. Мы даже не представляли себе, какая она по-настоящему огромная.
Мы нашли на указателе с названиями станций «Театральную» и сели в нужный поезд.
- Осторожно, двери закрываются, – сказал голос, - следующая станция Динамо.
Двери закрылись, и уже через несколько секунд поезд с грохотом помчался по темному тоннелю.
Народу в вагоне, в котором мы ехали, было много, наверное, столько, сколько живет на всей нашей улице. Поэтому мы очень удивились, когда на какой-то станции в вагон зашло людей еще больше, и нас отбросило к противоположным дверям с надписью «Не прислоняться».
На скорости поезд слегка покачивало, и вместе с поездом покачивало и потряхивало нас. В тесноте мы не обратили внимания, что рубашками тремся о самовар, а надо было бы, потому что вдруг раздался знакомый «ба-бах!» и следом за ним женский крик:
- Что вы себе позволяете?!
Все повернулись на крик, и мы с Алом, конечно, тоже. Неожиданно появившийся в вагоне Самоварный сидел на коленях у женщины, которая изо всех сил старалась его спихнуть. Самоварный не понимал, где он находится и почему вокруг так много людей. В этой обстановке его вопрос: «Может, чё уделать нада?» - прозвучал как бомба.
- Я тебе сейчас так уделаю! – взвизгнула старушка, которая сидела рядом, и ткнула Самоварного в бок своим сухоньким кулачком.
- С зимы еще не переоделся бомжатина! - басом закричала соседка с другой стороны и тоже толкнула Самоварного.
Тут три женщины толкнули его одновременно – и бедный Самоварный упал на пол. Нам с Алом стало его очень жалко.
- Не обижайте его! – вдруг громко закричал я. - Он волшебник! Знаете, что он делать может?
- Безобразничать может! - ответил старик, стоявший рядом с нами, и сурово сдвинул брови. - Это теперь все могут.
Самоварный услышал мой крик и увидел нас с Алом. Он сразу успокоился, встал, а люди посторонились. Самоварный хитро подмигнул нам и достал сигарету. То, что произошло потом, было классно. Я даже не думал, что Самоварный такое придумает. Он чихнул – и у всех пассажиров в руках появились букеты свежих живых цветов. Грохот поезда стих, послышалось пение птиц и подул свежий ветерок. Сказать, что все очень удивились, - это не сказать ничего. Все очумели и обалдели одновременно и сразу. И сразу забыли про Самоварного. Мрачные лица исчезли, брови поднялись вверх, а губы растянулись в улыбке.
- Прикольно! – сказали ребята рядом. - Теперь розы покупать не надо.
- Я так люблю ромашки! - удивилась девушка. - Откуда они появились?
- Вот так чудо! – сказала старушка. – Это ирисы из моего детства. Точно такой букет подарил мне папа на день рождения.
Мы с Алом тоже заулыбались. От важности и гордости за Самоварного.
- Театральная! – объявил голос, и двери вагонов открылись.
Наверное, никогда уже мы не увидим таких лиц, какие были у тех, кто на платформе ждал поезда: навстречу им из распахнутых дверей выходили смеющиеся, веселые люди с букетами цветов, а в вагоне слышался щебет птиц, и было свежо, как в лесу.
Длинный, как трамплин, эскалатор поднял нас наверх, и мы вышли на улицу.
Тогда мне впервые и пришла в голову мысль: когда ты рядом с Самоварным, то мимо приключений ты не пройдешь. У выхода из метро нас встретили веселые ряженые и скоморохи. Они кричали, дурачились и старались завлечь выходивших из метро в свою игру. Гремела музыка, и чей-то бодрый голос из динамиков, приглашал заглянуть на «Самовар-шоу». Прохожие улыбались, но останавливались немногие.
Нам вместе с Самоварным и самоваром пройти мимо не удалось.
- Самовар приехал к нам! Там-тарам-тарам-тарам! – вдруг сказал голос из динамиков. – Поприветствуем, господа, новых гостей нашего «Самовар-шоу»!
Нас сразу со всех сторон обступили скоморохи и ряженые.
- Разгуляйся, народ, самовар к нам идёт! Вокруг водим хоровод - он на шоу всех зовёт! – сочинял голос из динамика стишки.
Стишки, конечно, были дурацкие, но голос из динамика говорил правду: все ряженые и скоморохи взялись за руки и начали водить вокруг нас хоровод. Вместо того, чтобы незаметно дойти до Варварки, мы вдруг оказались в центре круга. Честно говоря, Самоварный и сам был похож на ряженого, только на лице у него не было яркого грима.
Не знаю, чему так обрадовался Самоварный, но только мы снова увидели, как он пошёл вприсядку, да ещё и по кругу. Нам с Алом видеть это было не в первый раз, а вот ряженые и скоморохи расступились, перестали водить хоровод и дружно начали хлопать, а некоторые даже присвистывать.
- Вау! «Самовар-шоу» очень повезло! – завопил голос из динамика. – Следующий участник нашего шоу – настоящий талант! Вы только посмотрите, что он вытворяет! Так плясать может только человек из прошлого! Или настоящий артист! Вот сейчас мы и узнаем, кто этот артист и кто его юные друзья!
Мы даже не заметили, как рядом с нами появился ведущий, одетый большим желтым самоваром. Это его голос раздавался из динамика. Вместо заварочного чайника на самоваре крутилась потная голова ведущего в желтой шапочке с помпоном, я вместо ручек из круглых боков самовара торчали руки ведущего в желтых перчатках. Рядом с ним работал телеоператор чайник. То есть не в смысле чайник, а одетый как чайник.
- Представьтесь, откуда вы и почему вы решили принять участие в нашем «Самовар-шоу"? – спросил ведущий и сунул Самоварному под нос черный микрофон.
Самоварный начал его внимательно разглядывать, как он разглядывал все предметы, которые ему были непонятны или интересны. Пауза затянулась. Опытный ведущий, поняв всё по-своему, профессионально засмеялся.
- Я понимаю и принимаю ваше смущение! – радостно закричал он в микрофон. – Лидеры и таланты всегда молчат! За них говорят их подвиги и творчество! Но хотя бы имя! Имя-то настоящего таланта можно узнать?
Микрофон снова оказался под носом у Самоварного, и тот снова стал его внимательно разглядывать. Ведущий немного растерялся, но продолжал настаивать на своем:
- Как вас зовут?
- Самовар потрут – так и зовут, - услышали теперь шутку Самоварного не только мы, но и все, кто был на площади.
Ведущий понял, что Самоварный шутит, и решил поддержать его.
- Из самовара пьют – к столу зовут! – прокричал он. – Самовар наливай – к столу приглашай! Если самоварит - значит котелок варит! Ах, эта народная мудрость! Ах, удаль молодецкая! А мы, господа, приветствуем нового участника нашего «Самовар-шоу», участника, который пожелал сохранить интригу и не называть своего имени! Господин инкогнито! Экипаж господину инкогнито! Музыка!
Мы не успели опомниться, как перед нами появился настоящий черно-красный экипаж, в который были запряжены настоящие белые лошади. На козлах сидел кучер, как и ведущий, одетый большим желтым самоваром. Чьи-то сильные руки неожиданно подхватили меня сзади, подняли – и я оказался в экипаже рядом с Алом и Самоварным.
- Трогай! – раздался из динамиков голос ведущего. – Желаю победы, а нам, уважаемые зрители, увлекательного зрелища на «Самовар-шоу»! Встречаем новых гостей! Ищем новые таланты! И смотрим, смотрим, смотрим! Не переключайтесь!
Кучер тронул лошадей длинным тонким кнутом, и лошади послушно зацокали подковами по привычному маршруту.
Для нас всё было похоже на сказку: еще утром мы были дома, у нас на посёлке, а теперь, днём, спокойно едем в экипаже по Красной площади, видим Кремль, туристов, которые нам машут руками и дружно фоткают, а управляет экипажем кучер-самовар. И куда едем? На «Самовар-шоу» вместе с Самоварным! И нас скорее всего покажут по телеку. Круто!
Стоп!
По тому, как одновременно вместе со мной подскочил Ал и посмотрел на меня круглыми глазами, я понял, что ему параллельно пришла в голову ужасная мысль: телевизоры у нас на поселке есть у всех. И все их смотрят.
- А может, не покажут? – прогундосил Ал. – Может, тут просто так? Без телевизоров?
- Ну, да, конечно, - мрачно ответил я, - камеры у них игрушечные.
Всё вокруг сразу стало серым и неитересным.
- Я только знаю, - опять начал Ал, - они, когда передачу монтируют, что-то показывают, а что-то не показывают – вырезают. Может, и нас вырежут?
- Почему?
- Ну, может, мы им не понравимся.
- Ал, ты гений! – чуть не заорал я, и всё вокруг опять стало цветным и интересным. – Мы должны сделать всё, чтобы им не понравиться! Понял?
- Понял, - ухмыльнулся Ал. – Типа, будем шалить.
- Точно, - завёлся я. – Супер…